В гробу я вас видел, или О чем в калужской драме три года беседуют покойники

Через три года - 4 мая 2025-го - на спектакле был аншлаг, даже пришлось ставить дополнительные стулья.

В чем причина столь пристального внимания калужской театральной публики к этому весьма специфическому спектаклю?

Рассказываем одну из версий.

Записки одного лица

Поставленный по одноименному, короткому рассказу Федора Достоевского спектакль калужского драмтеатра опирается на фабулу повествования произведения. Рассказ был опубликован в 1873 году в журнале «Гражданин» и носил явно сатирический характер.

Современники сразу усмотрели в персонажах прототипы своего времени. Главный из них – фельетонист Панютин. Именно над ним вволю поиздевался Федор Михайлович. Спустя более 150 лет на малой сцене калужского драмтеатра о том самом Панютине, понятно никто и не вспоминает, равно как и о других, казусах, выражениях, персонажах эпохи Достоевского. Тогда это было весело – сегодня совсем непонятно.

Спектакль, похоже, о другом, хотя история, описанная великим писателем сохранена. Некий литератор рассказывает фантасмагорическую историю, как те самые «Записки от первого лица», которые у него не принял очередной редактор.

Спектакль начинается с того, что какой-то алкоголик пристает к зрителям, предлагает выпить с ним, пытается завязать разговор. Потом перед публикой раскрывается ширма, а за ней гробы, в которых стоят, как мы понимаем, умершие люди в костюмах позапрошлого века.

Покойники разговаривают друг с другом, ходят в гости в гробы соседей, веселятся, вспоминают истории из жизни.

Литератор Иван Иванович (Дмитрий Казанцев) все пытается проникнуть к ним, подсмотреть, подслушать. Наконец он произносит: «Бобок» и входит в один из гробов.

Бред сознания долго пьющего человека, можно подумать вначале. Со стороны, возможно, оно так и есть. Однако, не для показа же алкогольных бредней ставил Константин Тришин свой спектакль!

И постоянные аншлаги подтверждают, что зритель видит в постановке больше, чем фантасмагорическую историю.

А поговорить…

За три года показов спектакля его рисунок, мизансцены, акценты не изменились. Однако, сегодня «Бобок» смотрится по-иному.

Тогда, в мае 2022-го, на премьере, быть может, сказалась нервозность первого спектакля, его необкатанность.

Разговоры со зрителем Ивана Ивановича были скупы, немного осторожны, боязливы даже. Поэтому и дальнейшая история с покойниками выглядела не совсем понятной. Сейчас, в мае 2025-го все встало на свои места.

Как нам показалось, именно в этих попытках поговорить с незнакомым человеком - ключ к пониманию идеи Константина Тришина. Конечно, у каждого, кто смотрел «Бобок» может сложиться свое мнение о сути постановки. И оно будет правильным. Плох тот спектакль, который не дает поля для раздумий каждому, кто его посмотрел.

Иван Иванович одинок. Его произведения не печатают редакторы, у него нет друзей и, возможно, приятелей. Причина в том, что он пытается всегда говорить о сокровенном, анализировать, а это мало кому нравится.

Такое было и во времена Достоевского, и сегодня. Говорить не устоявшимися в обществе парадигмами, модными тенденциями, а обсуждать то, что скрыто глубоко внутри каждого человека. Его понимание мира, в котором он живет.

Именно от того, что литератор сейчас в первой половине спектакля пытается поговорить со зрителем не формально, вскользь (ну, режиссер сказал, спросить людей как дела, я и спросил) а с желанием услышать ответ, осмыслить его, и есть главное отличие спектакля мая 22-го от мая 25-го.

Иван Иванович ищет то место, тот Эдем, если хотите тот самый «Бобок», где люди говорят то, что действительно думают. С тягой поделиться своими мыслями, желаниями. И, быть может, в таких беседах и есть спасительный шанс вернуться туда, в момент до «грехопадения».

Однозначные ответы зрителей не дают литератору желаемого. Режиссер точно просчитал, что человек, сидящий в зале, вряд ли на вопросы: «Как дела? Где гуляете обычно?», - начнет пространно рассказывать о своей жизни, о проблемах, радостях.

Односложные ответы дают толчок герою идти искать дальше.

Интересно, а если вдруг на каком-нибудь спектакле разговорчивый и не стеснительный зритель, действительно, согласится взять предложенную Иваном Ивановичем рюмку водки, хлопнет ее и начнет задушевную беседу с литератором?

Тогда разрушится вся эта точно скроенная история.

Вспоминается известная театральная байка, когда Анатолий Папанов, игравший Городничего в «Ревизоре» вместо фразы «Господа, к нам едет ревизор», оговорился и выдал: «Господа, к нам едет Хлестаков».

Как бы то ни было, пока расчёт Константина Тришина работает и «Бобок» после общения со зрителем идет по плану.

Эдем оказался адом

В рассказе Достоевского похороненные люди еще какое-то время могут «жить» в гробах. Разговаривать, слышать таких же покойников, зарытых неподалеку. Этакий клуб мертвецов. Время, когда они могут общаться ограничено.

Оно дается для того, чтобы душа умершего могла спокойно обдумать земную жизнь, выговориться, понять все свои грехи, осмыслить их и уйти в вечность чистой.

И вот в такой клуб по некроинтересам и пытается заглянуть Иван Иванович, прибившись к очередной траурной процессии на кладбище.

Уж, там-то он точно найдет то, что искал на земле. Собеседников, с которыми можно говорить о главном.

И что же он слышит? Перемывание косточек в прямом и переносном смысле, желание сексуальных утех, недополученных при жизни, тупое мычание, когда в голове пусто, укоры про неоплаченные счета и прочую чепуху.

Ничем эти покойники, которым дан шанс осознать истину, не отличаются от живых.

Кстати, само действо в гробах сделано в спектакле мастерски. Стоящие персонажи буквально несколькими фразами открывают яркие характеры. Авдотья Игнатьевна (Кристина Стебунова) - этакая самка, не стесняется никого под землей, моральные и прочие покровы скинуты.

Ей хочется секса, и она говорит об этом открыто. Чуть гротескно, но как иначе можно сыграть мертвую ждущую мужика даму?

Барон Клиневич (Алексей Чепелев) наконец-то с огромным удовольствием топчет все условности и чинопочитание.

Лавочник (Григорий Добрынин) оказывается неспособным даже здесь думать о чем-либо кроме счетов и оплат товара.

Все персонажи того подземного сборища удивительно живые. В какой-то момент ловишь себя на мысли, что это никакие не мертвецы, а люди под воздействием некоего эфира утратившие все общественные условности.

И при всем при этом, в финале звучит веселая и вместе с тем жутковатая коллективная мантра: «Давайте обнажаться!»

Ее слышит Иван Иванович, понимает, что там не беседы о главном, а тот же земной тоскливый ад. Однако, литератор шагает в гроб.

Почему именно такой финал делает режиссер? Получается совсем уж беспросветная перспектива.

Нет счастья на земле, но нет его и ниже.