В Калуге фашистов пугали тифом

Мы продолжаем публиковать воспоминания калужан о военных и послевоенных годах. Нина Петровна ВОЖАКИНА рассказывает, как горожане выживали во время Великой Отечественной вой­ны.

— Кто-­то хлеб нам принесёт, кто-­то — крупы. А потом мы с мамой стали в деревню на Правый берег ездить с санками — ​вещи меняли на еду. Всё, что можно было, сменяли: ​золотые украшения, одежду, сапожные инструменты отца. До того дошло, что у нас с сестрой на двоих остались одни валенки и телогрейка. Хочется на улицу пойти, сестра говорит: «Сегодня я!» Вспоминать то время — страшно, а забыть — невозможно, — ​рассказывает о военных годах Нина Петровна.

Немцы в городе

В 1941 году Нине было всего 11 лет.

— Наш дом стоял на нынешней улице Московской. В одной половине жили мы с сестрой, прабабушкой, родителями, во второй — ​соседи. Незадолго до начала вой­ны отец побывал в Москве. Он рассказывал, что столица очень шумная, беспокойная, чувствуется какое-­то напряжение, что что-­то не так. И вдруг — сообщение о нападении на нашу страну.

Мы с сестрой сразу же побежали в Андреевский клуб, он был в районе нынешнего Концертного зала. Туда пришло много народа. Нам сказали: «Не волнуйтесь. Не плачьте. Это всё временно. Сейчас сидите дома, никуда не ходите!» Мамка с папкой пошли скорее по магазинам что-­то закупить. А дня через три отца забрали на фронт. Осталось в нашем доме одно бабьё.

С ранних лет Нине пришлось работать. Во время войны она ухаживала за ранеными в госпитале.

Нина Петровна рассказывает, как при отступлении Красной армии в Калуге сжигались продовольственные склады, взорвали водонапорную башню.

— Здесь страсть что творилось. Как-­то мы бежали прятаться в яму, я споткнулась, упала, лежу на спине и вижу: летит рама, так называли немецкие самолёты, у них так крылья расположены, что они похожи на оконную раму. Я спрашиваю: «Что это они сыплют нам?» И тут как начали кругом взрываться бомбы. А потом немцы, эти паразиты, пришли в город. Прабабушка подзывает нас с сестрой и говорит: «Девчатки, пишите на двери: «Тиф». Они очень его боятся!» Мы так и сделали. И, правда, к нам ни один немец не зашёл. А у соседей были. Они рассказывали, что, как вечер, фрицы печку затопят и вшей в неё кидают.

Когда немцев из города выгнали, как же мы радовались! Выбегали на улицу, чтобы посмотреть на наших. Все солдаты шли в белых полушубках. Такое счастье. Думали, теперь-­то жить полегче станет. Да какой там! Есть взять неоткуда, лазили по полям, собирали мороженые овощи.

Недетский труд

— В школе № 14, она раньше была десятой железнодорожной школой, открылся госпиталь. И мы с подругами пошли узнавать, нужна ли какая-­то помощь. Нас с удовольствием взяли. Раненым помогали: ​кого покормим, кого попоим, кому письма прочитаем, кому поможем весточку домой написать. Солдатские шинели штопали, бинты стирали, их не хватало. Машины с ранеными разгружали, медсестёр было мало. Бывало, мы сзади с подругой носилки несём, впереди какой-нибудь раненый помогает. А то кто-нибудь на меня обопрётся, и я его веду. Меня из-­за него и не видно. Потихоньку тащимся. А потом нас стали просить раненым повязки снимать. До того солдат было жалко! Но мы с девочками держались.

Никогда не забуду солдата без рук. Так ко мне привязался, только увидит, сразу же подзовёт: «Нинок! Петровна!» То попить ему дам, то покормлю или подушку поправлю. А когда пришло время его выписывать, шинель выстирала и зашила. Он мне на прощание сказал: «Если меня дома не примут, я приеду в Калугу!»

Сестра Лида — на пять лет меня старше, она устроилась работать санитаркой в госпиталь, сейчас здесь находится Городской досуговый центр. Там же трудились и мои двоюродные сёстры, им было лет по 15-16. А ещё они сдавали кровь для раненых. И одна из них во время сдачи крови умерла. Девочки не знали, как прийти и сказать об этом её родителям.

Возвращение отца

— Прабабушка вскоре после освобождения Калуги умерла. Я ходила отоваривать карточки за нас троих: ​маму, себя и сестру. На одного человека давали 250 грамм хлеба. Пока дойдёшь до дома, от хлеба остаётся маленький кусочек. То одного встретила, попросит ​ кусочек, то другого, то собачка подойдёт, всех же жалко. Хоть голодно было, а мама меня за это никогда не ругала. А как-­то я карточку потеряла. Ревела. Мама мне сказала: «Ну что же теперь плакать! Сделанного не вернёшь».

Отец воевал на Украинском фронте. Дважды был ранен. В 1944 году нам пришло извещение — ​пропал без вести. А потом его друг написал, что папа контужен, лежит в госпитале.

Описать словами, что мы чувствовали, когда узнали, что вой­на закончилась, невозможно. Наверное, месяц бегали на вокзал, встречали бойцов. Кругом шум, радость, смех, цветы. А потом все расходятся. Одни мы всё стоим и стоим. Папки-­то нашего нет… Он вернулся домой только весной 1946 года.

Снова стал работать. Сошьёт ботиночки и скажет: «Нинок, сбегай на базар». Продам ботинки и куплю хлеба. А потом меня в милицию забрали — ​ребёнок торгует на рынке. И после этого я уже ничего не продавала. Училась мало, с 15 лет пошла работать.

— Прадедушка Петя не любил 9 Мая. Он говорил: «Кто идёт с медалями от плеч и до пупа, никогда не воевал. Это штабные, которые шли после боевых действий, собирали награды. А после вой­ны говорили: «Я документы потерял, а медаль у меня есть — ​вот!» — ​рассказывает внучка Нины Петровны, Наталия.

Нине Петровне в этом году исполнится 90 лет. Недавно она стала прапрабабушкой.

— Люди сейчас стали другими. Все прячутся в своих квартирах, как кроты, а раньше мы жили дружно и весело. Во дворе стоял стол, лавочки. Соседи собирались, общались, помогали друг другу. Куда это всё ушло? — ​вздыхает пенси­онерка. 

Самые важные новости Калуги и области. Оперативно, интересно, объективно. Подписывайтесь на наш телеграм канал @kp40ru.