«Сегодня каждый может нажать не ту кнопку»

Писатель Александр ЛАПИН — ​о безответственности и непоправимых последствиях, о собственном творчестве и уроках истории, а также о выводах из ситуации с коронавирусом.

С автором популярных романов мы встретились вскоре после вручения ему медали Союза писателей России «Михаил Шолохов», учреждённой к 115-летней годовщине со дня рождения автора «Тихого Дона».

— Александр Алексе­евич, поздравляем с наградой! Компания у вас интересная: Юрий Поляков, Александр Проханов, Владимир Сорокин, Владимир Крупин, Валентин Курбатов… Как вы на это отреагировали?

— Для меня это стало в какой-­то степени неожиданностью. Я ведь в литературной тусовке не участвую, ни в каких общественных организациях не состою. Пишу книги, сидя дома. Но мне было приятно, что «медаль нашла героя» (смеётся). Считаю, это общественно значимая награда.

— Тут важно уточнить формулировку: «За весомый вклад в дело пропаганды творческого наследия писателя и в защиту русского слова». Ощущаете величие достижений?

— Да как сказать? Его можно ощущать, если Нобелевскую премию получишь или вечную память трудящихся: книги твои будут читать веками. Но приятно, что меня не забыли. Публикуюсь всего семь лет, а уже отмечают наряду с такими выдающимися людьми.

«Направила рука провидения»

— Вы недавно как раз снова посещали шолоховские места. Какой материал там собирали?

— Полтора года назад, закончив роман «Крымский мост», я вдруг решил: надо съездить в Вёшенскую. Хотя и сам не понимал, зачем. Наверное, чтобы прикоснуться к великому. Посмотреть, как жил автор гениального произведения. И вот только после того путешествия понял его смысл. Я обнаружил там очень важную вещь. Это разделение ныне живущих русских людей на красных и белых, патриотов и либералов, богатых и нищих… Причём не только на уровне социальных групп, но и внутри каждого человека. Даже в себе я его ощутил. И осознал, что это тема для писательского разговора: ​духовное состояние нашего народа после 70 лет советской власти и 30 лет новой ­государственности. Она меня захватила, и я стал в неё погружаться.

Более того, эта поездка открыла глаза на события, происходившие с казачеством. А помог Музей борьбы с большевизмом в станице Еланской. Причём попали мы туда спонтанно: посоветовал кто-­то из местных. Место уникальное. Редкое явление в нашей постсоветской истории. Ведь сегодня она движется по кругу, возвращаясь к советским нормам. Музей этот построил человек по фамилии Мелихов — ​почти как у героя «Тихого Дона». Он собрал большую экспозицию, которая переворачивает многие представления о казачестве. Это стало для меня толчком. Долго недоумевал, осмысливал. И понял, что попал туда благодаря руке провидения. Она направила меня в эти края, чтобы поднятую Михаилом Шолоховым тему продолжил я. Недавно снова съездил туда за необходимым материалом.

«Серьёзные вещи хочется передать через книгу»

— Судя по всему, это будет одной из важных тем вашего нового романа, который сейчас создаётся...

— Трилогией «Книга живых» я решил ­завершить историю о друзьях-­товарищах, которая называлась «Русский крест» и имела продолжение в романе «Святые грешники». Так получилось, что в ней не хватало современности. Представления о том, что произошло с нашей страной за последние 30 лет. И не только с Россией, но и со всем постсоветским пространством.

Поездка к Шолохову дала мне возможность ­написать одну из частей этой эпопеи.

Всего в романе их будет три. Первая — ​«Суперхан». В ней речь как раз о том, какие государства мы построили. На примере Казахстана, где я долго работал и жил, а также самой России показываю, во что превратились страны, когда-­то подававшие большие надежды на построение демократии.

— В своих статьях вы приходите к выводу, что никто этих надежд не оправдал…

— Статьи — ​это публицистика. Скажем так, лёгкая кавалерия писателя. В них я не раз говорил, что Россия осталась империей. И сейчас заходит уже на третий круг такого развития: православие, самодержавие. И бюрократия — ​вместо народности. Но выводы в статьях — ​это одно, а написать роман — ​другое. Те же самые мысли нужно передать через героев, образы, сюжет. Сегодня люди настолько информационно избалованы, что донести какие-­то серьёзные, глубокие вещи просто через публицистику невозможно. Нужно выстраивать драматургию. И предлагать в той упаковке, к которой человек привык.

«Личная ответственность возросла»

— Наряду с политической и романтической линиями в романе есть фрагмент под названием «Вирусы». Он посвящён пандемии. Сейчас как раз готовится его публикация в журнале «Подъём». Что это, моментальная реакция писателя на злобу дня или мысли, которые вы давно вынашивали?

— Открою маленькую тайну. Был сюжет, который я хранил в памяти. Его рассказал мне близкий друг и товарищ. О том, как вёз свою жену в хоспис умирать. Я прекрасно знал их ещё со времён студенческой юности, когда они были молодые, красивые. А потом встретился с другом через сорок лет в Казахстане. Меня потрясла история о том, как двое людей прожили долгую счастливую жизнь, а затем им пришлось отправиться в такое последнее путешествие.

И вот этот сюжет я до поры до времени держал про себя. Но когда вроде бы стал подступаться к нему, началась эпидемия. Одно наложилось на другое. Я вдруг осознал, что вирус показывает очень важную вещь. В нынешнем мире ответственность каждого человека возросла многократно. Скажем, командир атомной подводной лодки может уничтожить целый континент. Это понятно. Одной ракеты достаточно, чтобы убить миллионы. Но мы как-­то забыли: сегодня жизнь стала настолько технологичной, что уже каждый из нас — ​рядовой обыватель — ​в какой-­то момент может нажать не на ту кнопку и совершить непоправимое.

Собственно, так и произошло. Глобализация усилилась — ​вирус из Китая мгновенно охватил весь земной шар и привёл к катастрофе невиданных масштабов. Казалось бы, простая вещь: чтобы этого не случилось, нужно было проявить ответственность. В чём-­то себя ограничить. Поступиться личным комфортом. Но наша полная безалаберность — ​и простых людей, и политиков — ​привела к тому, к чему привела.

И вот так у меня родилась, я считаю, очень сильная вещь. Один мой друг, прочитав, даже назвал её притчей. К тому же она ложилась в замысел всего романа. Первой задачей трилогии было показать социальную сторону: какие государства мы построили? Второй — ​наши взаимоотношения с природой. Им как раз посвящены «Вирусы». А сейчас работаю над третьей частью — ​это будет повесть под названием «Роман и Дарья», которая расскажет о том, что же всё-таки происходит с нашим сознанием. Как отражаются в нём те проблемы и та рознь, которую принесла революция и старательно культивировала в течение 70 лет советская власть. Хотя бы век спустя нам уже пора примириться, найти общие точки. И признать, что в первую очередь мы — ​русские люди, а потом уже красные и белые, левые и правые…

— Здесь вспоминается ваша мысль о том, что для любого народа социальное не должно быть выше национального.

— Конечно. В XIX веке с появлением марксизма ставился вопрос о том, что социальное выше нацио­нального. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» У вас нет родины. Интернационализм. И так далее. В течение следующего столетия эта теория очень сильно продвигалась. В первую очередь — ​в СССР. А сегодня понятно, что противостояла ей другая идея: нация выше, чем все эти социальные дрязги. И сегодня, я считаю, она победила. Мы это видим на примере распавшегося Советского Союза, на обломках которого образовались национальные государства. Кроме России. И в своей книге я исследую и этот вопрос: почему мы остались империей? Какие у нас перспективы?

«Пандемия — ​урок для всего человечества»

— Говоря о перспективах, вернёмся к «Вирусам». Как, на ваш взгляд, изменится мир в результате случившегося с ним?

— Иногда говорят, что такие простые вещи, как болезнь или даже сдача экзамена, отражаются у человека на генетическом уровне. Думаю, эта эпидемия скажется на нашем психологическом состоянии. Изменятся стереотипы поведения. Раньше мы спокойно здоровались — ​сейчас рукопожатие отпало. Думаю, если это долго продержится, ​не будет казаться смешным то, что ты носишь маску или пользуешься антисептиком в быту. Многие привычные вещи станут другими.

Важно понять: нам всё время дают уроки. У меня есть знакомый. Он очень резко ездит на машине. Один раз ударил её, второй, третий — ​ага, начал что-­то понимать. Вот так же отнёсся к пандемии, пока не доигрался и не заболел. Полтора месяца не может прийти в себя. Вот она, жизнь. Даёт урок. И если не усваиваем — ​даст более жестокий.

А пандемия — ​урок для всего человечества. Что-­то у нас не так. Что-­то мы делаем неправильно, куда-­то не туда идём. Наверное, нужно всё это осмыслить и сделать важные выводы. Начиная с реформирования здравоохранения и заканчивая всё той же личной ответственностью каждого из нас.