Красная зона БСМП: «Плакали от бессилия, безысходности, ощущение нереальности происходящего»
На какие жертвы идут врачи, спасая пациентов с COVID‑19.
— Как бы ни обрабатывала очки, они вскоре запотевают. А нужно у каждого пациента забрать кровь — по три пробирки. Пот течёт ручьём. Практически ничего не видишь. Я в вену, в принципе, хорошо колю. Краем глаза замечаю, что это рука больного, надо нащупать вену — и всё получается. Для меня это личная маленькая победа, — рассказывает старшая медицинская сестра третьего этажа стационара для лечения пациентов с COVID‑19 БСМП г. Калуги Оксана САЗОНОВА.
Инопланетные существа
Бригада врачей и медсестёр заступает на шестичасовую смену. В защитных костюмах все одинаковые, какие-то инопланетные.
Костюм стирает пол, возраст, особенности фигуры и даже специальность. Все они больше не гинекологи, не урологи, не травматологи, а так или иначе инфекционисты.
От человека остаются только глаза. Подводка, стрелки, тушь — один из способов для медсестёр остаться собой даже в красной зоне.
— В респираторе голос приглушён. В защите очень плохо слышно, — рассказывает медбрат Александр Сёмин.
В первые дни медперсонал подписывал костюмы, чтобы различать друг друга. Теперь настолько сработались, что понимают коллег уже и без слов — по жестам.
— Вы поесть успели? — спрашивают коллеги у одной из медсестёр.
— Я никогда не ем перед сменой. А если в туалет захочу? — отвечает женщина.
Выйти из красной зоны до конца смены нельзя. Так же, как нельзя почесать нос или поправить завязки респиратора, натирающие уши.
— Я думал, что вас здесь не увижу. Вот это смена будет сегодня! Ну, раз вы пришли, значит, всё, коронавирусу конец! — подтрунивает над медсёстрами один из врачей.
У девушек впереди первая смена в красной зоне. Но они довольно уверенно надевают защиту, смотрят, чтобы спецодежда плотно прилегала к телу.
За ними неотрывно с волнением следит Инна Иванова, главная медсестра.
Девушки готовы. Инна Анатольевна их быстро осматривает и незаметно крестит.
— В первый раз будут там, — тихо говорит она.
Вместе с молоденькими медсёстрами в «грязную» зону уходит и её сын Александр.
Возвращенцы
Стационар для лечения пациентов с COVID‑19 в БСМП должен был открыться в конце мая, потом сроки сдвинули на середину, а в итоге здесь принимали первых пациентов уже 5 мая.
Среднему и младшему медицинскому персоналу пришлось фактически жить в больнице.
— Мы ждали, когда из красной зоны выйдет первая бригада, — поделиться впечатлениями. Встречали их как героев. У меня отношения к ним, уже не как к подчинённым, а больше, наверное, как к своим близким. Каждого хотелось обнять, убедиться, что все нормально перенесли смену, — вспоминает исполняющая обязанности главного врача БСМП Анна КРУЖКОВА. — Открытие центра выпало на майские праздники. Нужно было быстро, оперативно закупить оборудование, спецодежду, медикаменты для больницы. Сложность была в том, что одни организации не работали, потому что были выходные, а другие ушли на самоизоляцию.
В экстремальной ситуации человек себя проявляет по-настоящему. Для меня стали открытием мои сотрудники. В больницу вернулись те врачи, которые по разным причинам когда-то ушли из БСМП. Они пришли добровольцами. Это очень поддержало коллектив.
— Как вы думаете, они сделали это ради денег, обещанных выплат?
— Я уверена, что человек, который пришёл в медицину, надел на себя белый халат, приходит в больницу не ради денег. Как бы пафосно ни звучало, медицина — это призвание. А тем более в такой ситуации. Доктора из чистой зоны БСМП готовы в любой момент перейти в инфекционный стационар, если это будет необходимо. Сейчас все говорят о подвиге медицинских работников, я с этим не согласна. Это долг, призвание. Сейчас сложно и тем врачам, которые остались оказывать помощь другим пациентам. На них легла колоссальная нагрузка. Даже на примере БСМП. Мы сохранили все профили оказания медицинской помощи. А здесь, по сути, мы открыли ещё одну больницу.
Наплыв пациентов
— Когда пошёл набор сотрудников для работы с корнавирусными пациентами, были и такие, кто стал брать больничные или увольняться. Уборщицы, санитарки, младшие медсёстры испугались — большинство из них возрастные. Сейчас обстановка стабилизировались, стали приходить врачи из других больниц, есть специалисты из Хвастовичей, из Москвы.
Сложно было 7 мая. Поступило много пациентов, нам пришлось экстренно вызвать сотрудников на работу. Мы не рассчитывали, что так быстро будет заполняться 150-коечное отделение. Пришлось выехать самой и дежурить, — рассказывает Инна Иванова.
Молодых медсестёр не хотелось вызывать, в нестандартной ситуации могут растеряться. А из тех, кто постарше, не все согласились выйти ночью на дежурство — люди семейные, с детьми. Их тоже можно понять…
В итоге вместе с Инной Анатольевной в красной зоне трудился её сын, медбрат Александр Сёмин.
— Я была против, у него же выпускные экзамены в мединституте. Но он меня не послушал. Приехал. Помню, на посту какая-то неразбериха. Саша осмотрелся и говорит, что нужно делать это, это и это. И я поняла: он молодец, справится. За себя страха нет, за него — да. Несмотря на то что работает две недели, переживаю, когда он в красной зоне.
Панические атаки
Медсестра Оксана Сазонова работала в хирургическом отделении. Но даже она волновалась, впервые столкнувшись с «ковидными» пациентами.
— Некоторые медсёстры плакали от бессилия, безысходности, ощущения нереальности происходящего. Почти одновременно поступают 20–30 пациентов, а ты никогда с этим заболеванием не сталкивался. Всех нужно принять, распределить по палатам, оказать экстренную помощь, — говорит Оксана Владимировна. — Я видела, как они задыхались. Видела глаза пациента в этот момент: он в сознании, понимает, что с ним происходит, но не может сказать ни слова, дышать не может! Только машет руками. И это страшно.
Коронавирусные больные часто напуганы, могут вести себя агрессивно, бывают выпады в сторону врачей и медсестёр.
— Пациенту плохо, поэтому он начинает себя так вести. У него паника, требует каких-то капельниц, внимания к себе. Не понимает, что много капельниц в его состоянии ставить нельзя. Считает, что мы всё плохо делаем. К кислороду подключишь, вроде ему легче становится, отходит. На 3–4-е сутки начинает общаться с персоналом уже по-доброму, — говорит Инна Иванова.
— Нет личного, душевного контакта с пациентом. Моя бабушка говорила, что врач лечит в первую очередь словом. Поэтому больному очень важно видеть его глаза, улыбку, чувствовать тепло руки. В красной зоне это невозможно, — говорит Анна Кружкова. — С теми заболеваниями, с которыми мы сталкивались каждый день, у нас было чёткое понимание о перспективах лечения. Сейчас мы ничего не знаем. Болезнь действительно непредсказуемая, человек может поступить с одной клинической картиной, буквально через пару дней на фоне лечения всё меняется.
Испытание на прочность
После шести часов, проведённых в красной зоне, врачам и медсёстрам хочется только пить и спать. Для медиков организованы комнаты отдыха. Пока одни приходят в себя и готовятся к следующей смене (персонал заступает на сутки), Александр Сёмин зубрит конспекты, делает домашние задания. Впереди у него выпускные экзамены в Смоленском медицинском университете.
— Я нисколько не жалею, что здесь работаю. Первое моё дежурство было спонтанным. Нужны были руки в приёмном отделении. Я молодой, горячий, поэтому и пошёл. Мне как будущему врачу интересно, — говорит Саша. — Сначала было не по себе, потом адаптировался. Была какая-то неопределённость — никто с этим не сталкивался. Не понимали, как работать. Сейчас уже всё чётко отлажено. Знаю, что продолжу здесь работать и после учёбы.
Самые первые «ковидные» больные поступили в БСМП ещё в апреле. Только о том, что у них вирус, никто не знал, заболевание протекало бессимптомно. В итоге несколько человек заразились — и медики, и другие пациенты.
— Сейчас все уже выздоровели. В одной из смен работает медсестра, которая тогда заболела. Первое, что она сделала после выписки, — пошла работать в красную зону, — рассказывают врачи.
Вынужденные жертвы
Как бы ни был хорош защитный костюм, нельзя дать гарантии, что медперсонал не заразится. Тем сотрудникам, у которых есть дети или пожилые родственники, предоставили номера в гостинице.
Оксана Сазонова с мужем и детьми теперь общается только по видеосвязи. Вообще, она должна была лишь подготовить «ковидное» отделение к приёму пациентов, а затем вернуться к обычной работе.
— У меня не было сомнений, что должна здесь остаться. Я реализуюсь сама для себя, не для людей, я не жду никакой оценки. Я отлично понимаю, что сейчас хорошая и такая распрекрасная, трудоспособность у меня высокая, всё, что нужно, я сделаю. Но если что-то пойдёт не так, у меня возникнут серьёзные проблемы.
Здоровья хватает, чтобы это тянуть. Правда, дня три мы почти не спали, не выходили из больницы, и мне казалось, что до конца пандемии я не доживу. Одной ночи, проведённой в отеле, мне хватило, чтобы восстановиться. Резервы у организма есть.
Мы с мужем не допускаем мысли, что я могу погибнуть: у нас трое детей. Стараюсь не размышлять об этом. Не смотрю новости, не вхожу в Интернет. Я закрылась. Людей стала ещё больше любить, мне их ещё больше жалко. Если дочка плачет в телефоне, я не могу разговаривать.
Муж старшей медсестры Лии Ламохиной не захотел, чтобы его жена переехала в гостиницу. Отвёз дочь к бабушке и каждый день встречает супругу с работы.
— У меня ребёнок на видеосвязи по нескольку раз в день. Дочка плачет. Душа к ней рвётся. Тяжело, что я просто не могу её обнять. Единственное, что у меня иногда получается, — привезти ей подарки. Но мы придерживаемся дистанции. Я не подпускаю близко ни её, ни родителей. Не смогу себе простить, если с ними что-то случится.
У ребёнка была мечта — велосипед. Но мы всегда откладывали покупку, считали, что деньги нужно потратить на какие-то другие, более важные вещи. А в «ковидном» отделении у меня появилось чёткое понимание реальных ценностей жизни. Самое главное — ребёнок, семья; всё остальное — шелуха. Друзья убегут, работа может быть и другая. После одной из смен я заказала велосипед. Видеть визжащего от удовольствия ребёнка — счастье. На какое-то время я скрасила её и свои дни.
Медперсонал БСМП считает, что красная зона меняет людей, уходит всё лишнее.
— Когда я в первый раз за полторы недели вышла на улицу, то просто не могла надышаться, насмотреться на город, — рассказывает Лия Ламохина. — Ритм жизни настолько быстрый, что многих вещей не замечаешь. У меня выдался час-полтора свободного времени. Я просто сидела возле дома на лавочке, каждую минуту ловила. Это большое удовольствие — быть здесь и сейчас. ◘
