«Запад сам подталкивает нас к евразийству»

— Александр Алексеевич, только что вышла ваша новая книга «Я верю!». Она рассказывает о философских и религиозных взглядах представителей разных конфессий, об их пути к Богу. А над чем вы работаете сейчас?
— Над новой книгой. Скоро 30 лет, как распался Советский Союз. И часто возникает мысль: а что же мы построили за эти годы? Какие изменения произошли на постсоветском пространстве с декабря 1991-го? Хочется разобраться вместе с читателями.

«Русские подвергались геноциду, чтобы напитать другие народы»
— Вы считаете, распад Союза — ​это хорошо или плохо?
— Можно рассматривать его с точки зрения классовой справедливости или математики либо, например, космического разума. Но я предпочитаю оценивать события с позиции своего народа. Как случившееся отразилось на русских?
Конечно, распад Союза был трагедией. Мы понесли огромный урон. Здесь и катастрофическая убыль населения, и падение качества жизни.
С другой стороны, это большая удача. Почему? Русские несли на себе основной груз империи. И все 70 лет подвергались тихому геноциду, чтобы своей кровью, энергией, душой напитать другие народы.
— С тех пор что-­то изменилось?
— Не раз мне приходилось писать, что развиваемся ­мы странно. Куда двигаться, не определились. Бродим, как иудеи по пустыне. Вроде была у нас либеральная модель, прозападное правительство. Но это вступало в противоречие с реальностью в виде остатков имперского прошлого. Дрейф без руля и ветрил продолжался до 2014-го. Тогда и настал момент истины. ­Из-­за Крыма произошёл окончательный развод с Западом, куда была устремлена наша элита. Многие рассчитывали, что найдут там пристанище. Вывезут семьи. Но цивилизованный мир повернулся к нам спиной. И стало окончательно понятно, что демократией по западному образцу с либеральными воззрениями нам не стать.
Надежды на буржуазную революцию развеялись: буржуй у нас нынче слаб и труслив. Россия осталась империей. А значит, сохранился груз, который был на наших плечах в царские времена и советский период.
«Чтобы Россию не разорвало, требуется жёсткая власть»
— К какому выводу пришли?
— Ход истории показывает: нам нужна сильная центральная власть. Не случайно полномочий у президента не меньше, чем у императора. Вопрос не в конкретной личности правителя, будь то Ельцин, Путин или кто-­то ещё, а в объективных вещах. В нашей стране около двухсот народов и народностей. И они находятся на разных ступенях развития. В Чечне, Кабарде, Осетии и других кавказских республиках сохраняется родовой строй. Свои законы местные общины, по сути, ставят выше общероссийских. И живут словно в далёком прошлом. А в мегаполисах картина противоположная: люди уже в будущем. Они атомизированы. Семейные и дружеские связи утрачены. Ценности совершенно иные. Насадить повсеместно демократию в западном смысле, когда каждый свободно выражает свою волю, невозможно.
Ключевое значение имеют и размеры страны. ­Как управлять такой гигантской территорией с малочисленным и разнородным населением? Любой местный начальник здесь чувствует себя хозяином. Привык, что никакой другой власти нет. Правит как полноправный князь. Так что демократические методы не помогут. Только палка.
Плюс ещё один, ​может быть, самый тяжёлый, ​фактор. Владимир Путин констатирует: мы получили государственное управление в наследство от коммунистов, от Ленина. У нас есть отдельные национальные образования. Они имеют собственное руководство, полномочия, амбиции. Попытаешься уравнять — ​вызовешь жесточайшее сопротивление. И чтобы Россию не разорвало на куски, требуется жёсткая власть, способная подавлять сепаратистские настроения. Тот же 1991 год показал, как быстро поднимаются национальные элиты, ввергая страну в хаос. Допустить повторения нельзя.
Поэтому мы оказались заложниками ситуации. И в застывшей системе, когда все рычаги находятся в Москве, выбор невелик: безопасность или развитие.
«Мы шарнир, соединяющий Европу и Восток»
— Тогда получается, мы в тупике. И будем стагнировать дальше…
— В одной из статей я размышлял: может быть, не демократия нам нужна. И не выборный правитель, а лидер нации, ​как елбасы в том же Казахстане, аятолла в Иране или королева в Британии. А уже под ним — ​президент, партии и правительство, которые обеспечат взаимное поедание, конкуренцию и очищение от скверны. Тогда появятся и демократические возможности.
Можно долго рассуждать, куда двигаться дальше. А жизнь идёт своим чередом. Вместо либеральной идеи, дискредитировавшей себя в глазах народа и президента, мы осознанно встали на путь евразийства. Причём даже не сами, а Запад подтолкнул нас своими санкциями, искусственными границами, буферными государствами. Хотя путь этот давно указывали наши выдающиеся мыслители: раньше Николай Трубецкой, потом Лев Гумилёв и другие.
Похоже, эти великие евразийцы правы. Россия не только наследница Византии, откуда к нам пришло православие. Мы были частью огромной монгольской империи ​в основном организационно: на культурную идентичность Золотая Орда не покушалась. Следующий глобальный импульс: Пётр I толкнул нас в сторону Европы. И около 300 лет страна двигалась в заданном им направлении. Эти три наслоения повлияли на все стороны нашей жизни.
Евразия — ​особая зона, где Россия и другие государства включены в единое пространство с комплементарными народами. Русские, украинцы, белорусы, казахи, монголы, киргизы… Мы представляем собой евразийский шарнир, соединяющий Европу и Восток. И должны развиваться по собственным правилам, внутренним основаниям. У нас свой менталитет. Представления о добре и зле. И даже разная вера не мешает прекрасно понимать друг друга.
— Но это всё теория: евразийство, комплементарность народов, свой путь…
— Почему только ­теория, президент Назарбаев ещё в 1994 году, выступая в МГУ, заявлял: «Мы — ​евразийцы!» И практическим воплощением этой философии стали ЕврАзЭС, а затем сменивший его Евразийский экономический союз. ОДКБ. Таможенный союз. Отчасти ​Союзное государство, 20-летие которого недавно отмечали.
Евразийская идея существует. И если в прошлые годы ­она не особо приветствовалась нашей элитой, ориентированной на Запад, то 2014-й запустил процессы, придающие ей новое наполнение. Не было ­бы счастья, да западные страны нас выпихнули. И философская, культурная, экономическая подоплёка стали подтягиваться под эту идею.
Нас пнули,и тогда мы задумались о своём производстве, об обороне… Покупать всё — ​от детских трусов до автомобилей — ​конечно, проще. Но это дорога в никуда. Она ведёт к полной деградации. Окончательному уничтожению русского народа как суперэтноса. Однако какое-­то высшее провидение открывает перед нами правильный путь — ​евразийство. Мы сможем идти вперёд как народ и расти не только в материальном, но и духовном плане.

«Национальная идея — ​сохранение народа»
— А как вам последние инициативы президента: изменения в Конституции и другие?
— Да, в смысле движения по новому пути они выглядят вполне логичными. Когда международные законы ставились выше наших, мы утрачивали суверенитет. Вынуждены были выполнять кабальные договоры. Отказ от такого принципа — ​очень важный шаг на базовом уровне. Мы заявляем о себе в качестве самостоятельной страны, которой больше не приказывают всякие МВФ.
Что касается усиления роли парламента. Путин не уменьшает, а укрепляет свою власть. Часть ответственности переносит на ­депутатов, ­которым предстоит утверждать правительство.
И конечно, важные решения, связанные с демографией, двигают нас в нужном направлении.
— В своё время вы как писатель и журналист искали национальную идею. Как формулируе­те её сегодня?
— Такая идея не рождается в тиши кабинетов, а выкристаллизовывается самой жизнью. Как и двадцать лет назад, я утверждаю: сегодня она для нас проста и понятна — ​сохранение и приумножение русского народа. А уже на неё должно работать всё остальное: и экономика, и промышленность, и наука, и медицина…
Это не только рождаемость и физическое сохранение. Но и сохранение нравственное. Возможность чувствовать себя хозяевами в своей стране. Так что, подводя итоги 30 лет, могу сказать: Бог всё-таки направил нас на путь создания государства, в котором должен сохраняться и развиваться русский этнос. Наша задача теперь — ​не свернуть или по дурости не сорвать стоп-­кран.