«Мать опознала сына по родинке на пятке»

Мы продолжаем цикл статей о судьбе и жизни калужан, которые в годы войны были детьми.

Екатерина ПЕРХУРОВА в канун 90-летия рассказала о своём военном детстве, репатриации японцев с Сахалина и оперативной работе в милиции.

— О войне нам сообщили по радио. Мне тогда было 11 лет. Что я понимала? Ничего… Карточки, голод. Нас у матери — девять ртов. Жили в Хабаровском крае, недалеко от леспромхоза. Военных действий рядом с нами не было. Но вскоре началась заготовка леса для армии, появились военные, пленные японцы. Мы ездили собирать сучья, картошку копали — всё делали для Родины. Урожаи были плохие. Как-то пленные подарили нам, ​детям, яркие японские платки.

Переезд на Сахалин

— В 42-43-м году отца забрали на фронт. Он служил в зенитных войсках, участвовал в войне с Японией. Вместе с частью в 1945 году его отправили на Сахалин для установления советской власти. После окончания войны он служил в Южно-Сахалинске. В январе1946 года к нам приехали два солдата и забрали нас из Хабаровска к отцу. Я училась в седьмом классе, папа служил, а мама устроилась в пекарню. Рабочих рук не хватало. Заметили, что я грамотно пишу, и предложили работать машинисткой в УМВД. А я тогда знать не знала, что такое печатная машинка. Но быстро её освоила.

Ночами печатала списки на репатриацию японцев в СМЕРШ, такая организация была в КГБ. Списки были нужны для отправки людей домой — ​в Японию. Японские семьи сразу высылали с острова, оставались лишь дезертиры да военные. Обстановка была накалена до предела. Ведь до войны южная часть Сахалина принадлежала Японии. Оставлять остров они не хотели. Были и убийства, и поджоги, и демонстрации.

Просто так в Южно-Сахалинск было не попасть. Въезд — строго по пропускам. Это же граница с Японией, а договор о мире не заключён и по сей день.

На острове жила целая колония корейцев. Они так тосковали по Родине, что некоторые даже кончали жизнь самоубийством. А китайцев практически не было.

Розыск

— Чего рассказывать-то? Там каждый день убивали. Многое из того, что было, — ​секретная информация, о таких вещах не говорят.

С мужем я познакомилась на работе. Он был дознавателем. Приходил ко мне печатать. Вместе мы прожили 45 лет.

Позже я работала в уголовном розыске — мы ловили преступников, потом искали без вести пропавших. ­Личности устанавливала по неопознанным трупам. Мне не было страшно, даже интересно.

Помню, как в 1965 году удалось раскрыть убийство бывшего зэка. Женщина вышла замуж за заключённого. Сами понимаете, какой это контингент. И вместе с матерью его убила. А заявила, что он пропал без вести. Оперативная группа над этим делом работала, даже КГБ привлекли.

Затем женщин задержали. В камере предварительного заключения они посидели несколько дней и рассказали, как его убили. Показали место, где захоронили труп.

Калуга — ​большая деревня

— На Сахалине я постоянно болела. Началось заражение крови. И мне предложили переехать в среднюю полосу России. Муж написал рапорт о переводе в Калининград. Но медицинская комиссия, ссылаясь на моё здоровье, отказала. Там сырой климат. В итоге мы оказались в Калуге.

Калуга мне сначала не понравилась. Какая-то она была захолустная, деревянная. Да и тяжело нам было первое время. Все близкие, друзья остались на Сахалине. Но скучать было некогда. ­Работы и здесь оказалось очень много. Работала в уголовном розыске, занималась поиском без вести пропавших. Искала их в моргах, психбольницах — куда только не обращалась.

Например, в 1965 году паренёк из Людиново служил в Сибири. Его отпустили на побывку, но домой он так и не явился. Сначала его объявили дезертиром, а потом — ​пропавшим без вести. Три года его искали, а найти не могли. Потом из УВД СССР к нам пришёл альбом с фотографиями людей, чьи личности установить не удалось.

Я заподозрила, что на одной из фотографий, сделанной в психиатрической больнице, — этот солдат. Поехала к его родным. Они сначала сказали, что вроде похож, но в то же время и не похож. Лица людей, страдающих психическими заболеваниями, со временем сильно меняются. И сестра, и мать отправились со мной в эту больницу. И по приметам определили, что это он. Тогда не было ДНК, мать опознала сына по родинке на пятке. Они его забрали…

В заключение

Екатерине Григорьевне 16 февраля исполнится 90 лет. Она уже практически не видит, плохо слышит, ноги её не слушаются. Но к нашему приходу надела красивое платье и жемчужные бусы.

— Всё бы ничего, да уже 24 года прошло, как умер мой муж. Верите или нет, но он всё равно со мной, каждый день ко мне является во сне, не оставляет. Как-то раз пришёл в красивом костюме и говорит: «Пошли в театр!» А я сказала, что не пойду, у меня платья хорошего нет.

Шесть лет назад я сломала ногу, когда садилась в маршрутку. Как сейчас помню, это было 17 января 2014 года. Поскользнулась на льду, упала, кости не выдержали, — ​сокрушается женщина.

До этого времени она принимало активное участие в жизни ветеранской организации УМВД. Теперь же бывшие коллеги приходят к ней сами.

— Но я у них числюсь почётным членом! — ​говорит Екатерина Григорьевна.

Несмотря на возраст и болезни, она не теряет бодрости духа. Вспоминает свой любимый Сахалин, где сейчас живут её друзья и племянники. В последний раз пенсионерка была на острове в 80-х годах прошлого века. 

Уважаемые читатели, расскажите о своих близких, которые были на фронте в 1941–1945 годах или переносили тяготы войны в тылу. Ждём также рассказов от людей, которые в годы Великой Отечественной были ещё детьми.

Письма и фотографии присылайте

по адресу:
248 000, Калуга, улица Комарова, 36,

e-mail:
volodina@kp. kaluga. ru.

Звонки принимаются по телефону в Калуге в будние дни: 79–04–54, добавочный: 222.