Как подростки рыли могилы для немецких танков

В 1941 году калужский спецэшелон из 2500 подростков отправили строить оборонительные сооружения на дальних подступах к Москве. Владимиру Ивановичу Соколову 91 год. Он не носит на груди медалей и о своём участии в Великой Отечественной говорит мало и неохотно.

- Война - она и есть война, что о ней сказать?

Известие о Победе застало тогда ещё 20-летнего Володю в госпитале.

- Была контузия, из-за неё - инвалидность, - нехотя добавляет ветеран, и его голубые глаза на миг затуманиваются.

Как бы отмахиваясь от набежавших призраков прошлого, он начинает рассказывать о сотнях девчонок и мальчишек, которые так же, как и он, мечтали внести свой вклад в борьбу с врагом. Так они оказались плечом к плечу в спецэшелоне.

Работа на линии огня
- Когда началась война, мне было лет 15. Мы только-только переехали с семьёй в Перемышль. Объявили всеобщую мобилизацию молодёжи по комсомольской линии. Я в числе первых добровольцев попросил, чтобы меня направили на работы. Тогда стали формировать спецэшелон. Меня назначили командиром взвода из 30 человек. Куда едем, мы не знали. Всё держалось в строжайшем секрете. Сколько длилась наша поездка? Даже трудно сказать. Сели мы в поезд в июльскую жару в одних лёгких рубашонках, а вернулись домой в промозглую осеннюю слякоть. Под немецкий обстрел наш поезд попал в первую же ночь. Это было в Вязьме. Вражеские самолёты бомбили железнодорожную станцию, там стояло много военных эшелонов. Наш оказался в центре. Слышим тревогу, а бежать-то некуда. Вот и ждали, попадёт в нас бомба или нет. И таких случаев в пути было много. Паровоз издаёт короткие гудки - это знак выскакивать из вагонов и убегать, куда-то рассредоточиваться. Чтобы меньше потерь было, если бомба попадёт в эшелон.

В итоге оказалось, что нас направили рыть оборонительные сооружения на подступах к Москве. Условия работы тяжёлые. Лопату каждому дали - и все трудились весь световой день, в любую погоду. Глина прилипала к лопате. А вырыть нужно было противотанковый ров глубиной примерно три метра и длиной шесть метров. Да ещё сделать такой спуск, чтобы немецкий танк въехал, а дальше не прошёл.

У каждого - своя норма, и каждый старался её выполнить. Бывало, командир скажет: «Немцы на подходе!» - и требует немедленно сдать объект. Они тогда, действительно, наступали здорово, что и говорить. Наша страна, к сожалению, не была подготовлена к этому… Копаем и слышим, как немецкие самолёты где-то вверху вьются, зенитная артиллерия их бьёт…
Разместили нас в ближайшей деревне. Спали в сараях и на террасках. Не было не то что горячего питания, даже речной воды. Пили, а правильнее сказать, сосали через носовой платок или тряпку коричневую болотную жидкость, чтобы в рот не попала какая-нибудь живность. Как-то военные привезли чугунный котёл, чтобы готовить горячую пищу. Вот наши девчата и пошли варить. Мы им установили котёл на камни, развели огонь. А опыта-то готовки у девчонок ещё нет. Раскалили они этот котёл, а затем плеснули в него холодную воду. Он и лопнул. Вот так и остались мы без горячего. Зато в 5 километрах располагалась военная продовольственная база. 

Я как командир взвода брал с собой 4–5 человек, и нам выдавали всё, что нужно: сухари, копчёности, сахар. Сколько могли донести, столько и брали. Домой спецэшелон вернулся незадолго до того, как в Перемышль и Калугу вошли немцы. У нас все остались живы. Говорили, будто в соседнем - брянском спецэшелоне - три человека погибли.

Спрятанная кинотехника
- Мой старший брат Михаил был киномехаником. Перед оккупацией мы с ним всю аппаратуру законсервировали и закопали, чтобы она не досталась немцам. А ещё он с приятелем Николаем Мареевым собрал двухламповый приёмник. Они установили его где-то в стене, а антенну спрятали в шпалерах. Так мы получали информацию из Москвы, ловили радиостанцию имени Коминтерна. 6 декабря немцев разгромили под Москвой. Брат написал об этом печатными буквами на папиросной бумажке, дал мне и говорит: «Володька, ты знаешь, если немцы поймают - и тебя, и нас расстреляют. Как только они тебя остановят, съешь записку, можешь и не жевать - сразу глотай». Меня не остановили. 

Я эту бумажку чем-то прилепил к колодцу. Так слух о том, что разбили немцев, быстро распространился по Перемышлю. Говори-ли, что 24 декабря - в канун католического Рождества - фашисты собираются расстрелять 20 человек и среди них должны быть мой брат и его приятель Мареев. И один, и второй входили в партизанский отряд. Меня туда не пускали - считали, что я ещё клоп. Как сейчас помню, партизанам выдали французские однозарядные винтовки времён Первой мировой. А командир отряда во время оккупации стал служить фрицам. Полагали, что он всех своих выдаст. Но в ночь на 24 декабря Перемышль освободили, казнь не состоялась. А предателя вскоре арестовали, и больше его никто не видел. Вскоре старшего брата забрали на фронт.

А в 1943 году призвали и 17-летнего Володю. Он мечтал стать лётчиком, а попал в зенитно-артиллерийский полк…

- Только 30 мая 1984 года мне вручили медаль «За оборону Москвы», - рассказывает Владимир Иванович. - Тогда один из нашего спецэшелона - Ефим Георгиевич Сверчков - возглавил штаб, который после войны занимался поисками его участников. Списки были утеряны. Из 2500 человек удалось установить имена только 513, из которых 348 - женщины. Ныне живущим из спецэшелона, как и мне, уже за 90.