«Война то и дело врывалась в нашу жизнь»
30 декабря 1941 года Калуга была освобождена от немецко-фашистских захватчиков. Калужанина — ныне известного фотографа Леонида ЧИРКОВА, — которому было тогда 4 года, эта новость застала в Москве.
— Калугу не собирались сдавать. Когда немцы прорвались, пришлось срочно эвакуировать воинскую часть, — вспоминает он. — Мой отец был старшиной в гарнизоне. На его плечи легла организация продовольствия эшелона, который вывозил военных и их семьи. Когда мы сидели на вокзале, вдали гремел артиллерийский бой — немцы наступали. Все дрожали и в страхе ждали, что же будет.
На Москву через Тулу
— Наконец состав был сформирован из двухосных «телячьих» вагонов, на каждом написано: 40 человек, 8 лошадей. То есть перевозить можно либо столько людей, либо столько животных. Нас погрузили. В Калуге работал прекрасный колбасный завод, один вагон загрузили колбасой, были там и мука, и цистерна спирта.
Дорогу на Москву уже перерезали фашисты, и мы прорывались через Тулу. К Туле в это время подходила танковая армия Гудериана. И мы попали под бомбёжку. Состав стоял, налетели самолёты, бомбы разрывались рядом с вагонами, в которых везли немецких пленных, все их посекло осколками. Я не видел, а мать говорила, что прямо из вагонов потоками лилась кровь.
Так мы отступали от Тулы до Пензы, от Пензы до Канаша. Вагоны там встали. Люди стали обживаться. Когда пришёл приказ отправляться в обратный путь — на Москву, один паровоз с места еле сдвинули, пришлось толкать.
31 декабря в 23 часа наш состав прибыл на станцию Петровско-Разумовскую Октябрьской железной дороги. Над Москвой шёл воздушный бой. Несмотря на это, нам подали автобус. Стали усаживаться, и как сейчас помню — прозвучал из репродуктора голос Левитана: «Сегодня после ожесточённых боёв нашими войсками взят крупный промышленный и культурный центр — город Калуга». А ведь мы все калужане. Кто закричал: «Ура!», кто стал аплодировать.
Но вернуться в родной город семья Чиркова смогла только после окончания войны.
Безымянная высота
— Нас разгрузили и перевезли в банно-прачечный трест. Он стал центром воинской части. Там было 6 бараков, в каждом по 30 комнат. В таком бараке мы и прожили всю войну. Северная окраина Москвы. Немецкая авиация вплоть до зимы 1942 года пыталась там прорваться. Места удивительные: огромный парк с искусственным озером, красивейший район, лиственная аллея в 1,5 км длиной…
В банно-прачечном комбинате стирали всё, что нужно для госпиталей и для действующих частей. А детям лучше места для игр не найти: огромная котельная, труба — метров 30 высотой, и там такой уютный закуток, в котором даже зимой было тепло. Помню, мой друг нарисовал Кремль, а я сказал: «Раз у нас Кремль, у немцев тоже Кремль». И пририсовал 
своему Кремлю свастику. Мимо шёл кочегар. Увидел мой рисунок, побежал к отцу. И тут такое началось!..
В мае 1942 года отец пошёл добровольцем на фронт. Попал в 39-ю армию, которая освобождала запад Калужской области — прошла от Износок до Зайцевой Горы. В марте 43-го начались бои за взятие Зайцевой Горы. Отец служил старшиной. Весь личный состав роты подняли… Отца ранило. Год он провёл в госпитале… Зайцева Гора — абсолютно ровное место, на котором два холма. Эти-то холмы и были укреплены немцами. Гарнизон немецкий не более 500 человек. А об него стукались лбами 50-я, 32-я и 39-я армии. Потери несли колоссальные, но взять никак не могли.
Когда я работал в Государственном музее космонавтики, познакомился с генералом Максимцевым, который обеспечивал всю инженерную подготовку штурма Зайцевой Горы. Он рассказал, что прокопали тоннель — длиной метров 40, уложили 25 тонн взрывчатки и взорвали. На 3–4 км в округе все минные поля сдетонировали. Говорят, один солдат со страху добежал аж до Смоленска. А воронка от взрыва до сих пор осталась…
Встреча со Сталиным
— 18 августа 1944 года — День военно-воздушного флота. Мы с отцом были недалеко от Красной площади. Вдруг народ всполошился, все побежали на площадь. В толпе говорили, что выступит Ворошилов. И мы побежали. Людей собралось немного. На трибуну выходит Ворошилов и другие члены политбюро. Внезапно появляется Сталин. Великий вождь не выступал, только стоял, смотрел, улыбался, изредка махал рукой. Это оказалась не последняя моя встреча с ним. В 1947 году был большой авиационный праздник в Тушино. Такой грандиозный! Мы с родителями чуть запоздали, примостились недалеко от входа, где стояла большая палатка. В какой-то момент отец меня толкает: Сталин вышел из этой палатки, и я его внимательно рассмотрел… Когда в 1953 году объявили, что Сталин умер, я выбежал во двор со странным чувством смятения. Особенно сильно рыдала старая еврейка, она причитала: «Как же мы будем жить без Сталина? Кто нас защитит?» Время было трудное, никому не пожелаешь жить в таком.
Послевоенная Калуга
— В 1950 году мы вернулись в Калугу. Я продолжил учёбу. Но война то и дело врывалась в нашу жизнь. О ней говорили родственники, друзья, да и просто знакомые. В 1956 году я поступил на завод КЭМЗ. Меня поставили учеником к Володе Савватееву. Он жил на улице Проломной. Вспоминал, как немцы, отступая, сжигали дома, ломали заборы. Его мать ушла по деревням за продовольствием. Он с сестрой и братом остался в доме, старшей девочке было12 лет. Немец колом подпёр их дверь, облил бензином и поджёг. Старшая сестра разбила окно, и они смогли выбраться из дома.
