У каждого свои Петушки

Тогда, 12 сентября 2021 года, эта постановка была неожиданна, хоть и сумбурна. Множество огрехов списалось на премьерное волнение и нервозность. Прошло время и мы вновь решили посмотреть ее.

Отличительное свойство ряда алкогольных напитков заключается в том, что с годами они набирают аромат и вкус. Если сделаны правильно.

В противном случае, то же вино быстро превращается в уксус. Случилось ли последнее со спектаклем, а там все крутится вокруг алкогольных напитков, попробуем разобраться подробно.

Время Венички прошло?

В начале 80-х годов прошлого века, когда поэма «Москва – Петушки» взорвала самиздат страны, фразы из нее становились своеобразным маркером «свой-чужой». «Повилика или Жимолость», «Как так: вымя есть, а хересу нету», «нет ли тут компоту с белым хлебом», - их много бриллиантами разбросано на страницах этой гениальной поэмы в прозе.

Но, главной фразой, цитируемой всеми, кто искренне полюбил и понял это произведение, безусловно была эта: «О, самое бессильное и позорное время в жизни моего народа — время от рассвета до открытия магазинов!»

Сегодня для подавляющего большинства молодежи эта фраза мало что значит и вызывает недоумение. Не читали они Веничку.

Времена изменились, другие сейчас интересы, другой подход к жизни. И поэтому начало поэмы с его сакральным посылом про Курский вокзал и Красную площадь, то, с чего и начинается спектакль калужского драмтеатра в постановке Сергея Вихрева, не стало порталом в тот неповторимый мир Венедикта Ерофеева.

И здесь скорее не вина режиссера, время сдвинулось. По-другому мы стали мыслить, как-то прагматичнее и мельче. Однако, глубокий, интеллектуальный посыл Ерофеева и сегодня взывает к осмыслению. Почему Веничка никак не мог дойти до Красной площади, а все время попадал на Курский вокзал?

Отправившись на электричке в Петушки, в свои самые сокровенные воспоминания, в свой никем не загаженный мир, только пропустив остановку станции личного мироздания, он может наконец попасть на Красную площадь.

Ответ на этот вопрос, как мне кажется, должен был стать основным. Увы, в спектакле эта линия выстроена весьма скромно. Да, красный свет, бой курантов в финале наталкивают на некие размышления, но право, слишком уж это поверхностно.

К тому же тем, кто жил в советское время типаж алкоголика-интеллигента видится совсем по-иному, нежели современному молодому человеку. Время иное. И не учитывать это, взявшись за перевод поэмы на сценический язык, очень опасно.

«Я хотя бы попробовал»

Так и получилось. Спустя пять лет после премьеры, зритель похохатывает от рецептов тех самых знаменитых веничкиных коктейлей, пропуская главное. А главное не соотношение шампуня «Садко богатый гость», тормозной жидкости и клея БФ в гипотетическом коктейле. Главное – тот коктейль из вранья, глупости, совкового идиотизма, запретов и заборов, в котором жил советский человек, умеющий думать. А чем тот коктейль помешивать: палочкой жимолости или повилики, право, все равно. Итог один: шило в горле, красный свет и куранты.

Глобальность поэмы ещё и в том, что ведь у каждого человека есть в глубине души свои Петушки, то самое сакральное место. Вернуться в него нельзя. Даже если сесть в ту самую электричку.

Ангелы заговорят до полусмерти, дьявол подсунет ещё пару поллитровок, да все, что угодно, только в любом случае, очнувшись, увидишь, что проскочил. Но как кара за попытку – шило в горло и бой курантов.

Все эти километры подтекстов невозможно уловить, если смотреть спектакль, не прочитав до этого поэму. Ещё сложнее рефлексировать на увиденное к сегодняшней жизни. Задача для постановщика почти неподъемная.

Но, за попытку – зачет.

Помните в «Полете над гнездом кукушки» герой Макмерфи спорит с пациентами психушки о том, что оторвёт от пола тяжелейший умывальник. Он нагибается, хватает его и пытается оторвать, но сил не хватает. Тогда Макмерфи говорит: «Я хотя бы попытался».

Кто на сцене?

Когда мы видим, как человек на улице поскользнулся и упал – у нас одни эмоции. Когда об этом эпизоде рассказывает сам упавший, добавляя, что в результате он не попал на самолет, который потом разбился – другие. А когда всю эту историю нам поведал рассказчик – третьи. Но, в каждом случае мы понимаем, кто перед нами и что происходит.

В спектакле калужского драмтеатра сразу возникает этот диссонанс. Кто на сцене? Веничка, рассказывающий о своей жизни? Персонаж и это спектакль или это пересказ поэмы «Москва – Петушки»?

Именно из-за этого невнятно выстроенного изначального посыла, как мне кажется, несколько проседает начало спектакля.

Актеру Андрею Соловьеву, будто сложно впрыгнуть в эту историю. Первые фразы про Курский вокзал, подворотню, попытки вспомнить, что пил до этого, выглядят слегка натужно, прозаически. Будто двигатель урчит и не заводится.

На полную мощность спектакль выходит лишь в момент рассказа про рецепты коктейлей. Зритель хихикает, обстановка чуть разряжается.

Однако до самого финала так и остается непонятным, что происходит на сцене. Актер пытается одновременно находится в нескольких ипостасях: героя, рассказчика и автора.

Если именно так и задумывалось режиссером, то вероятно, необходимо было более точно, филигранно расставить акценты, смысловые паузы, дать возможность самому актеру опереться на что-то, а зрителю – манок к пониманию.

Просто так

Эта фраза – убийца театра. Не бывает на сцене ничего «просто так». В одной из сцен, герой выставляет портреты людей, о которых рассказывает. В числе прочих, вдруг ставит на стол известную фотографию французского комика Фернанделя. Понимая, что Венедикт Ерофеев конечно же, прекрасно знал, кто такой Фернандель, и появление этого фото в спектакле что-то значит, я на несколько минут буквально выпал из постановки. Однако, так и не понял, что связывает этих двух людей, кроме одного смертельного диагноза.

Вероятно, Фернандель появился в спектакле «просто так». Как скорее всего и эпизод, когда пьяный Веничка замахивается бутылкой на воображаемого попутчика, который выпил его остаток водки. Ну не может Веничка, ни под каким градусом так себя вести. От слова совсем: не может! Тоже – «просто так»? Или сам вагон электрички: столиков, тем более со скатертями не было никогда в советских электропоездах, особенно на маршруте Москва – Петушки.

Все эти вроде бы мелкие неточности огрехи вкупе создают впечатление о неправде всего спектакля. Хотя, справедливости ради, нужно отметить, что, когда в финале Веничка сгребает в свой старый потертый чемодан пузырьки с шампунем, зубным эликсиром и прочими ингредиентами коктейлей, бутылки с водкой и зубровкой, ту же скатерть со стола и свой свитер, - возникает понимание увиденного.

Да, его время ушло, он сам это видит, потому что оставляет полуоткрытый чемодан старой жизни там же, у обшарпанного голого деревянного стола, за которым сидел и рассказывал нам всю эту свою историю.

Как и три года назад, на премьере осталось то же чувство недосказанности в спектакле. Однако, тогда все это списывалось на премьерную нервозность, необкатанность на зрителе спектакля. Сегодня, увы, те же мысли возникают. Ну ведь не только ради прикола с рецептами коктейлей задумывалась эта постановка? Не «просто так»?

В любом случае, «Москва – Петушки» калужского драматического, заставляет еще раз открыть книжку и почитать те самые прелестные строки: Все на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян. Мое завтра светло. Да. Наше завтра светлее, чем наше вчера и наше сегодня. Но кто поручится, что наше послезавтра не будет хуже нашего позавчера?