«Сестрёнка умерла от голода»

Александр Сергеевич ЯШУКИН и не думал, что в 88 лет прославится на всю Калугу. Он тот самый ветеран, которого 9 Мая не пустили на площадь Победы, потому что у него не было приглашения. Потом к нему приезжали городские чиновники, извинялись.

— Обидно, что они сказали журналистам, что я не ветеран ВОВ. Да, я не воевал, трудился в тылу, но по документам  — ветеран.

Переодели в девочку

— Родился я в Думиничах, в деревне Дубровка. Мать говорила, что в 1929 году, а в документах написано — 1931 год. После вой­ны все документы сгорели, пытался их восстановить в областном архиве, но и там ничего не нашли. Так что будем считать, что мне 10 лет было, когда началась вой­на. Я закончил 4 класса.

Рядом с деревней протекает река Жиздра. Во время вой­ны немцы стояли на одном берегу, наши — ​на другом. Фашисты не пытались перейти реку, просто обстреливали и бомбили. Никто, видимо, не ожидал, что враг подойдёт так быстро, жителей не эвакуировали, и мы попали под обстрел. Деревню часто бомбили.

Наступление наших ­вой­ск было неудачным, много советских солдат погибло. И немцы захватили Дубровку. В оккупации были полгода или год, точно уже не скажу.
Помню, как по деревне шёл карательный отряд из финнов, — ​всё мужское население поголовно уничтожалось. Мать, зная об этом, переодела меня в девичье платье. Фашисты поджигали дома. Наш деревянный дом на выселках сгорел, и мы с ней шли смотреть, осталось ли что-­то из еды. Всю живность перед приходом немцев зарезали, спрятали мясо в чугунках под полом. Вдруг навстречу нам немец. Смотрит на меня, переодетого, внимательно и спрашивает: «Партизан?» Мать: «Нет, нет, пан, что вы!» Не знаю почему, но он нас отпустил. Хотя, возможно, догадался, что я переодетый мальчик.

Перед нашим домом убили здоровую бельгийскую лошадь. Есть было уже нечего, и люди стали её мясо резать.

А потом немцев выбили из деревни и всё население эвакуировали. Нас у матери было четверо, я самый старший. Младшая сестрёнка в это время умерла от голода.

Когда мы вернулись домой, от нашей деревни ничего не осталось, стояли только печные трубы. На счастье, сохранился подвал дома. В нём ютились две семьи. Там мы поставили буржуйку, ходили собирать гнилую картошку и этим питались.

Пухли с голоду

— Когда начали восстанавливать колхоз, мать пошла в него работать. И я с ней. Мне тогда было лет 11. До 15 лет был в колхозе на подхвате.

Отец умер незадолго до вой­ны, и мне пришлось стать главой семьи. А как ребёнку деньги зарабатывать? Ездили с братом на поездах на Украину, просили милостыню. Сидели или на крыше поезда, или в тамбуре на подножке, или на буферах. Как-­то я сел на подножку пассажирского поезда, уснул и слетел. Чудом остался жив — меня выбросило за пределы дороги.

В 15 лет хотел устроиться формовщиком на чугуно­литейный завод. Но меня не взяли. А там давали хороший хлебный паёк. Нам с приятелем предложили возить дрова на быке для огранки. А в 16 лет взяли формовщиком-­выбивальщиком. 1946 год был самым тяжёлым. Я стал опухать от голода. Пришёл к директору завода с просьбой прибавить хлебный паёк, а он сказал: «Мы ничего не можем сделать!» На заводе рабочим разрешали брать бракованные сковороды. Я отдал их матери, она пошла в деревню Брынь и обменяла на картошку. Вроде тогда полегче стало.

Тяга к знаниям

— В 20 лет меня призвали в армию. Три с половиной года служил в Магадане. У меня всегда была тяга к учёбе. Но возможности учиться не было. Образование — ​5 классов. Я ходил в вечернюю школу, но потом пришлось выбирать: или учиться, или семью кормить. А тут построили новобранцев и говорят: «Кто имеет 7 классов образования, выйти из стоя!» Я взял и вышел. А когда стали документы проверять, выяснилось, что я школу не окончил. Признался, что мне захотелось стать сержантом. И меня оставили. Три года и три месяца я прослужил в младшей сержантской школе. Потом, когда демобилизовали, всем присвоили звание «старшина».

Замполит был хороший мужик, он мне сказал: «Вам надо учиться дальше».

После армии я поехал в Сухиничи, в железнодорожную милицию устраи­ваться. Первый вопрос, который задал: «А учиться можно будет?» — «Нет, что вы, какая учёба! Вам всё время придётся в командировках быть!» — «Нет, это мне не подходит!»

Вернулся в Думиничи. Решил, что на завод ни за что не пойду. Взяли меня учеником электрика. Четвёртый разряд получил. Активный был. Райком комсомола меня заметил. Предложили работать инструктором райкома комсомола, затем — секретарём.

А потом жизнь Александра Сергеевича развернулась на 180 градусов. Он окончил 10 классов вечерней школы, Ленинградское высшее военно-­политическое училище. В звании лейтенанта приехал в Калугу.

— И вдруг направляют в Товарково, в колонию строго режима. Меня готовили как политработника, а посылают в это пекло. Я заявил: «Делайте со мной, что хотите, но в колонии работать не буду!» Меня стали успокаивать: «Да ты погоди, посмотри, ничего страшного нет!» Уговорили. Но первое время я ходил и оглядывался, нет ли кого за спиной.

Яшукин служил заместителем начальника отряда в Товарково, начальника колонии № 6 в Людиново, заместителем начальника по политической части СИЗО, заместителем начальника колонии по режиму и оперативной работе.

Воспитал двоих сыновей. В 1983 году ушёл на пенсию.

— Каждый день с утра я 30 раз отжимаюсь, гуляю полтора километра и занимаюсь на уличных тренажёрах. Страшно люблю рыбалку. Раньше и зимой ходил, но здоровье уже не то. Поэтому сыновья отобрали зимние снасти, заявили: «Всё, никакой тебе больше рыбалки!»

Да, жизнь была тяжёлая. Зато дети у меня хорошие. Я уже не только дед — ​у меня два внука, — ​но и прадед: ​четверо правнуков. Они не забывают меня, навещают. В этом и счастье.