Жизнь в фотоснимках

В истории семьи коренной калужанки Галины КУЛЬНЕВОЙ, как в зеркале, отражаются судьбы тысяч людей, живших в первой половине XX века.

Сквозь шторы в комнату пробивается солнечный свет. Его лучи скользят по старым пожелтевшим фотографиям, разложенным на диване. Галина Михайловна бережно разбирает карточки.

- Вот здесь мне два года, - говорит она, улыбаясь. - А это моя мама с сёстрами. Правда, они были красавицами?

Живой взгляд, отточенная дикция и невероятная память - да кто же даст Галине Михайловне 87 лет!

Дворик в центре города

На одной из фотографий на нас смотрит группа детей и улыбающихся женщин. Лиц многих ребят уже не разобрать - стёрты временем.

- Это наш дворик. Я родилась на Кирова, 42. Сейчас, когда прохожу мимо этого дома, мысленно говорю: «Детство моё, постой!»… Если мы с сестрой болели, то сидели на подоконниках и смотрели, как лошади едут к рынку. Чем там только ни торговали! Были построены лабазы, в которых хранились зерно и посыпка. Вся публика текла мимо нас. На рынок люди шли кое-как одетые, а в театр - нарядные: причёска, туфельки. Спектакли начинались в 8 вечера. И у нас была игра - первой заметить самую элегантную даму. «Это моя тётя!» - кричали мы… За домом - огромный сад. Потом завод построили и полсада отрезали. Часто у нас были массовки - выезды на природу всем двором, сейчас это называется пикником. А в воскресные дни во двор выносили патефон, и все танцевали - и старые, и малые. Помню, кто-то запел: «У самовара я и моя Маша». Его сразу же одёрнули: «Тише, а то посадят!» В нашем доме жила осведомительница - тётя Наташа. Да и на каждом предприятии были люди, которые доносили. Всё моё детство прошло под девизом: «Тише, посадят!».

Жители дворика на Кирова, 42.

Следят за тобой

На одном из снимков, как кинодива 30-х годов XX века, запечатлена женщина в профиль. Она же сфотографирована с группой мужчин. Что-то звериное есть в их взглядах.

- Вот посмотри - палачи, - передаёт мне карточку Галина Михайловна.

На обороте надпись: «На память о лагерях.1932 год».

«Палачи». В центре - ​Глафира Ивановна РУСАКОВА.

- Это моя тётушка Глафира Ивановна Русакова. Мы её называли Гагачка. Родная сестра моей мамы. Они из купеческой семьи. Гагачка работала в КГБ - капитаном госбезопасности. Это страшно. Она выписывала документы на расстрел, при ней пытали. Тётушка была очень грамотной машинисткой, как пианистка, на машинке стучала. И при этом невероятно одинокая женщина, натянутая, как струна. Старая дева. Работала с 10:00 до 17:00. С 17:00 до 20:00 она была дома: обедала, отдыхала. Все пытки и допросы проходили ночью. Иногда она приходила к нам, кидалась на кровать и рыдала навзрыд. Тогда в доме говорили, что она ордер на расстрел выписала. Сколько я себя помню, работала церковь на Николо-Козинской. Тётушка ходила на службу, слушала, что говорит настоятель: вдруг ведётся антисоветская пропаганда.

Детство, прерванное войной

Следующий снимок - трое мужчин склонились над столом с бумагами.

- Здесь мой отец - Михаил Николаевич Фёдоров, - говорит Галина Михайловна. - Фотография сделана на первой электростанции Калуги. Папа был начальником водоканала. А его отец работал простым краснодеревщиком у фон Польмана. Папа никакого образования не получил - был самоучкой… На Кирова, 42, мы размещались в трёх комнатах. Помню, у нас была постелена очень красивая белая самотканая ковровая дорожка. Как-то отец всю ночь ходил по этой дорожке. А утром объявили: война. Думаю, он знал об этом. Начались бомбёжки. Сентябрь. Отец прибегает за мной, ведёт во двор, там бомбоубежище. Так сильно бомбили, что мы даже не могли уснуть. Дети дремали на нарах, взрослые сидели вокруг. Утром мы шли в школу. А потом нас эвакуировали на поезде вместе с заключёнными. Отца на фронт не забрали - сердце больное. Он нас - меня, сестру, маму и глухую бабушку - отправил в Бийск. А сам, взорвав водонапорную башню, ушёл пешком в Москву. Фашисты отца и всю его семью искали. Хотели заставить восстановить канализацию. Его коллег нашли и повесили на базарной площади…Мы два месяца под бомбёжками ехали на поезде. С нас вши буквально сыпались. Из вещей, как и многие, с собой ничего не взяли - ни кастрюль, ни поварёшек. Люди с ночными горшками ходили получать еду, её давали эвакуированным на вокзалах.

На первой электростанции Калуги. Крайний справа - ​Михаил Николаевич ФЁДОРОВ.

…Мы тосковали по Калуге. Но так просто нельзя было вернуться. Тётя выслала нам приглашение, и только после этого мы уехали.

Всю войну всё время хотелось есть. Мы падали в голодные обмороки. На большой перемене в школе детям давали по 8-й части сайки. Но и после войны ситуация не улучшилась. Ничего не было. Продукты давали по карточкам. Мы ходили в магазин у памятника Карлу Марксу. Там так вкусно пахло конфетами и кофе! Но денег ни у кого не было. И мы ходили просто понюхать. А когда ели чеснок, казалось, что мы едим колбасу!

Танец длиною в жизнь

На одной из фотокарточек очаровательная девушка улыбается молодому человеку.

- Это мой супруг Анатолий, - с нежностью в голосе говорит Галина Михайловна. - Он умер в 61 год. Сказалась фронтовая юность. На войну ушёл 16-летним мальчишкой. Говорил, что ружьё было больше него… Два года тяжело болел, умирал буквально у нас на глазах… Мама мне говорила: «Галя, ты такая счастливая! Не каждому дано испытать такую любовь!»… Он был военным, служил в Калуге. А я студентка, училась в Москве. Познакомились мы в чудесном парке, которого сейчас уже нет, - за кинотеатром «Центральный». Там рос душистый табак! Почему-то сейчас его не сажают. Высокие растения с цветами-звёздочками. Запах изумительный. Вход в парк платный. Как-то сижу я с другом на лавочке, ко мне подсаживается молодой военный. Я другу шепчу: «Пойдём танцевать, что он ко мне привязался!» А военный мне заявляет: «И что вы о себе возомнили!» На этом расстались. А потом на танцах встретились вновь. Он пригласил меня на танец, и этот танец длился всю его жизнь…

Я люблю гостей. В мой день рождения вся семья собирается за большим столом! С возрастом интерес к жизни не пропал. Чтобы память не ослабевала, учу стихи. Я счастливый человек.