Письмо Надежде Васильевне Ефременко

Письмо Надежде Васильевне Ефременко о том, как состоялось для меня прикосновение к Театру в спектакле Розы Анатольевны Тольской «Без грима»
Глубокоуважаемая Надежда Васильевна!

Сохраняя в душе своей согревающие воспоминания о спектакле «Федра», поставленном замечательной Розой Анатольевной Тольской, трагедии (!) в стихах (!!), написанной в далеком 17 веке великим Жаном Расином, что не помешало сделать зрелище столь захватывающим, чтобы оно произвело самое волнующее впечатление на моих студентов с факультета начального образования,  отнюдь не искушённых  ни во французском классицизме, ни в театре как таковом, всегда с нетерпением жду дальнейших плодов сотрудничества Вашего с Розой Анатольевной, дабы получить для сердца и ума моего доказательства того, что я еще не разлюбил благородное искусство  театра, но самó глубокое желание увидеть Ваш спектакль «Без грима» - симптом утешительный, хотя, честно признáюсь, заблаговременный интерес мой к спектаклю подогревался тем, что Вы, актриса, жадная до творческих изысканий,  ни фигурой, ни манерами не походящая на свою героиню – великую артистку Анну Маньяни – вот только то стечение обстоятельств, что Вы являетесь брюнеткой (а интересно, сможет ли сыграть Маньяни актриса-блондинка?), сообщает Вам отдаленное сходство с   итальянкой, к тому же, мне трудно представить Вас бегущей за автобусом и изрыгающей непристойные ругательства по адресу увозимого этим транспортом мужчины, с которым у Вас возникли обоснованные разногласия, а ведь это один из тех подлинных случаев, из которых соткалась непростая судьба знаменитой актрисы, от имени которой Вы ведете напряженный, почти полуторачасовой, монолог, разворачивая перед зрителем достопамятные подробности этой трудной и трудовой во всех существующих смыслах  биографии, и я осмелюсь утверждать, что отчасти понимаю Ваши опасения по поводу этой роли, высказанные в недавнем интервью: ведь нужно рассказать о жизни той,  лицо, жесты, голос которой врезались в память всех, кто ее хоть раз видел на экране и запомнил в восхищении навсегда (а те, кто не любит и не знает Маньяни, на этот спектакль не приходят, ну, да Бог с ними: они, в свою очередь, не интересны ни Вам, ни Розе Анатольевне, ни мне), а это большой груз, поскольку был соблазн заговорить интонациями Маньяни и щедро добавить колоритных итальянских махов руками и экзотических комбинаций пальцев, к каковому средству Вы прибегали осмотрительно и экономно, а потому каждый такой жест  благодарно воспринимается  как ладный и уместный теми зрителями, которые понимают, что вулканический темперамент итальянской лицедейки, ее пронзительный взгляд нельзя надеть на себя подобно взятому напрокат маскарадному костюму, а если учесть, что итальянка была отнюдь не благостной в жизни, но, напротив того, колючей  и зачастую непереносимо язвительной, то при всех этих обстоятельствах можно было по-актерски «поддавать жару», но вы ни на минуту не забываете и   - да, мы не забыли, что пришли все же смотреть на моноспектакль именно Надежды Ефременко, на нее, живую, а, вернувшись домой, вполне возможно, захотим пересмотреть в «Татуированной розе» и «Маме Рома» именно  Маньяни, и наших душах два этих образа непостижимо сольются, но не перемешаются, так что с этой стороны нужный эффект достигнут, но кроме того, этот спектакль выполнил, благодаря Вам, Надежда Васильевна, еще и важную образовательную задачу: ведь жизнь поистине народной и увенчанной наградами многих стран актрисы предполагает обширные знакомства, подробности  которых жаждет знать каждый уважающий себя зритель,  и эта жажда была удовлетворена, поскольку  в монологе Вашей героини были упомянуты и Роберто (Росселлини), и Марлон (Брандо), и Пьер Паоло  (Пазолини) и многие другие, причем рассказ о знаменитостях дополнительно услаждался показом их портретов, ибо было бы, наверное, дерзостью требовать от зрителя, знакомого с эффектной внешностью Софи Лорен, умения различить в толпе невзрачный до корявости облик режиссёра Пазолини, причем это повествование не изобиловало скандальными подробностями в своей литературной части, но было донесено Вами без излишней бойкости, однако, при всей понятной краткости, было согрето почти домашним участием, тогда как во всем этом длинном монологе была и еще одна потенциальная опасность: ведь Анна Маньяни – умерла, и вести беседу со зрителем оттуда, думается, это еще одно преодоление, которое Вам удалось, поскольку Вы ушли от соблазна бесстрастного  тона, но в то же время сохранили язвительную иронию и в этом незаурядный ум, ранимость и нежность своей героини, так что мне не удалось, увы, сделать ни одного приличного фотоснимка из боязни спугнуть тот образ, который Вы являли, легко перемещаясь по маленькому пятачку сцены «под крышей» и наполняя зальчик своим выразительным голосом, и в финале я, неумелый фотограф, подумал, что уж теперь-то Вам надлежит в очередной раз посетить Рим - родной  город Вашей героини – и, чтобы не разочароваться туристской толкотней (любезная Надежда Васильевна, ну кто же посещает Рим через Римини с обязательным автопробегом в 750 километров в оба конца!), просто поселиться самой ранней весной, каковая наступает в Лацио в конце февраля, в маленьком отеле возле Roma Termini, и оттуда совершать, как Маньяни, неспешные прогулки вокруг ограды  Villa Borghese, подкармливая бездомных и гордых римских котов. Вы это заслужили!

Передайте мои аплодисменты Вашей соратнице Розе Анатольевне!

С наступающим Новым Годом, счастливо сопровождаемым Вашим Днем рождения!
Всегда преданный Вам зритель Володя Карпов.