О гастротуре, но не о еде

В чём наш театр превзошёл своего рязанского брата-близнеца, и почему калужских евреев нельзя сравнивать с казанскими.

Совсем недавно мы вернулись из очередного мини-­путешествия по России. Были в Краснодаре и Адыгее. Вый­дя на работу полным впечатлений, решил было написать статью об этой поездке, но, послушав разговоры коллег и знакомых да почитав новостную ленту www.kp40.ru, отложил затею на потом.

Всё потому, что, как оказалось, этой осенью на первый план вышла театральная тема. А мы, всякий раз планируя поездку куда-нибудь, обязательно стараемся посетить местный театр. В итоге за несколько лет путешествий у нас, можно сказать, получился этакий гастрольный тур наоборот, когда не театр приезжает к зрителю, а зритель к театру.
В общем, лучшего момента осуществить свою старую задумку — сравнить Калужскую драму с другими — и не придумаешь.

Посудите сами: в этом году две калужские постановки попали в шорт-лист премии «Золотая маска», а многие местные театралы уверенно заявляют, что нынешний сезон в драмтеатре один из лучших за последние несколько лет. Да и мой личный опыт подтверждает это мнение. Премьера-открытие сезона — «Ханума» — оставила самые приятные впечатления.
Собственно, о российских театрах и их постановках в сравнении с калужскими и будет эта статья. Сразу предупреждаю, что на истину в последней инстанции не претендую, а всего лишь, как говорил в своё время известный всей стране погонщик бесов: «Я так вижу».

Обманутые ожидания

Когда мы собирались в Краснодар, сильно опечалились тем, что не попадём в академический театр им. Горького. Как назло, именно в те дни, когда мы были в этом городе, его афиша зияла пустотой.

Потому, особо не вникая в детали, взяли билеты на то, что было, — постановку «Сто  лет мы так не отдыхали» в местном чёрном театре Dream.

О чёрных театрах я до посещения Краснодара слышал только краем уха, за который зацепилось совсем немного информации. А именно: их придумали в Чехии, на сцене всё чёрное, светится в темноте, и это круто. Остальное — гардероб, буфет, партер и ложи бенуар — дорисовало воображение.

Однако так получилось, что сложившаяся в моей голове картинка ни капли не соответствовала реальности. Но в итоге этот самообман привёл к тому, что я испытал неизведанное доселе ощущение, которое не могу описать иначе как антагонизм когнитивного диссонанса.

Посудите сами. Вы идёте в театр, а попадаете в огромный торговый центр. Спрашиваете у охранника: «Где театр?», а он вам отвечает: «На эскалаторе на второй этаж и налево по указателям».

Вы направляетесь куда вас послали, доходите до некоего непонятного предбанника с вешалкой, которые стоят во многих калужских кафешках у столиков, и с двумя лавками, на коих с трудом разместятся полторы бабульки.

В довершение ко всему выясняется, что находится этот театр по соседству с вонючим супермаркетом одежды, обу­ви и прочей синтетической дряни.

А когда заходишь в сам театр, всё становится ещё хуже. Ты попадаешь в тесное помещение с крохотной сценой и зрительным залом на 50 посадочных мест. Точнее, даже не мест, а стульчиков. Таких, которые приставляют в нашей Драме к стационарным рядам мягких кресел, когда в зале полный аншлаг.

Вот попали, думаю, в школьный драмкружок. Да ещё и без буфета.

Но уже через пять минут после того, как на крохотной сцене началось действо, я простил театру всё. Даже отсутствие буфета.

Обман обманутых ожиданий

Актёры — каждый без исключения — стопроцентно попадали в своих героев, и это было так круто, что всё остальное моментально ушло на десятый план.

Уже вернувшись в Калугу, я почитал в Сети о чёрном театре Dream и порадовался тому, что не сделал этого до поездки. Иначе не состоялось бы полного краха того депрессняка, в который сам себя загнал на пути к нему. И, как следствие, заметно ослабил бы силу воздействия мощного заряда невероятно положительной энергии, который обрушился на меня со сцены.

Как выяснилось, чёрный театр Dream — это не школьный драмкружок, а коллектив вполне состоявшихся актёров, среди которых есть и матёрые профессионалы, служившие раньше в академическом театре, но покинувшие его после какого-то грандиозного скандала, некогда прогремевшего на весь Краснодар. А режиссёр — известный в городе шоумен.
Однако постоянной актёрской труппы у театра нет. Спектакли здесь ставятся, что называется, под людей. И это — главная фишка, благодаря которой и происходит стопроцентное попадание актёров в образы героев.

Что-то подобное, кстати, пытаются делать в нашей драме на сцене под крышей. Но это вроде бы и то, но всё-таки немного не то. Недостаточно камерное, что ли...

Больше Куни!

А в прошлом году мы посетили Рязань. Их театр — копия калужского. Строились они по одному проекту, и даже площади перед ними похожи, как братья-близнецы. Тем интереснее было сравнивать рязанский театр с калужским. И он проигрывает нашему в пух и прах. Парадная и гардероб рязанского театра в сравнении с калужскими выглядят бедными родственниками. Там, где у нас перед спектаклем играют музыканты и подают пироженки с кофейком, в Рязани бродит толпа, бездумно втыкаясь взглядом в унылые голые стены.

По второму ярусу не прогуляться от «Верю!» до «Не верю!» — просто потому что сквозного прохода там нет. Он закрыт старенькой перегородкой с хлипкой дверью, за которой, по-видимому, находится звукорежиссёрская. Как следствие, чтобы попасть на противоположную сторону, приходится давать кругаля через первый этаж. Что, естественно, жутко неудобно.
И в довершение ко всему — защитных сеточек по периметру верхних ярусов просто нет. Каркасы для  них есть, а вот сеточек нет. Так что у сидящих в партере и амфитеатре имеются все шансы получить по голове чем-нибудь упавшим сверху по вине какого-нибудь растяпы.

А вот на сцене Рязанской драмы полный порядок. ­Постановка Рэя Куни «Клинический случай», которую мы смотрели, выше всяких похвал. Но при всём уважении к профессионализму рязанской труппы смею предположить, что нашим актёрам по силам сделать её круче. Да и другие сюжеты британского гения комедии — стопроцентное попадание в калужскую ­аудиторию и в типажи актёров областной драмы.

Смех и слёзы

Можно ли из драмы сделать комедию, а из комедии — драму? Нам, евреям, без проблем. Так мог бы сказать Шолом-Алейхем. А быть может, он так и сказал? Но чего не знаем, того не знаем, а знаем только то, что, если и не говорил, то уж сделал точно. Речь  идёт о его рассказах о молочнике Тевье, из которых казанский театр им. Качалова сотворил постановку «Скрипач на крыше», а калужский — «Поминальную молитву».

Первым я увидел спектакль казанцев. Это пронзительная драма, финал которой настолько разрывал сердце, что по окончании спектакля прослезились даже мужики.

Именно поэтому я некоторое время колебался, смотреть мне постановку нашего театра или нет. Ведь  Калужская драма заявляла «Поминальную молитву» как комедию, а после Казани казалось, что смеяться над таким душераздирающим сюжетом отрицанию Холокоста подобно.

Однако в конце концов решился и выяснил для себя, что «Скрипача» и «Молитву» в принципе нельзя сравнивать, даже несмотря на один первоисточник сюжета.

Эти постановки — явления особого порядка. Своего собственного. Каждая из них существует вне любых сравнений, являясь ярким примером того, как многое зависит от угла зрения и подхода к теме.

И теперь, собираясь в очередную поездку, мы  первым делом ищем в репертуаре местных театров постановки, которые уже видели в других.

Как сказал Декарт, всё познаётся в сравнении. Ну а если применить эту мудрость к театру — то ещё и в буфете.