Дело врачей: «Ругин не мог посоветовать убить ребёнка»

В Калуге завершилось судебное следствие по одному из самых резонансных уголовных дел.

Неофициально его называют делом врачей, или делом Ругина, — по имени одного из обвиняемых, известного в Калужской области акушера-гинеколога, заслуженного врача РФ Александра ­РУГИНА. Его, а также двух его коллег из Жуковской центральной районной больницы: заведующую акушерско-гинекологическим отделением Шелабию Х. и врача-педиатра Татьяну  В. — обвиняют в чудовищном преступлении — убийстве 24-недельного младенца.

По мнению следствия и гос­обвинителя, ребёнок умер, потому что врачи ЦРБ не оказали ему необходимой медицинской помощи. А сделали они это якобы по указанию Ругина, который консультировал коллег по телефону. На тот момент он являлся заместителем главврача областной больницы. Позже станет известно, что телефоны Александра Ругина прослушивались правоохранительными органами на предмет коррупции. Именно записи этих разговоров и стали причиной возбуждения уголовного дела против врачей.

«Указание на убийство»

Всё началось 28 декабря 2015 года, около 10:00, когда в Жуковскую центральную районную больницу поступила пациентка Е. на сроке беременности 24 недели, ­с ак­тивными родовыми схватками. Двумя днями ранее женщина обращалась в лечебное учреждение с жалобами на боли внизу живота. Однако ложиться в больницу она отказалась.

Примерно через 50 минут после приезда в ЦРБ у Е. произошли преждевременные роды, в результате которых на свет появился младенец с экстремально низкой массой тела 640 граммов и без самостоятельного дыхания. Через некоторое время ребёнок скончался.

Медики, принимавшие роды, уверяют, что сделали всё возможное, чтобы спасти новорождённого. Однако Следственный комитет и прокуратура считают иначе. Свои выводы они делают, основываясь на телефонных разговорах заведующей акушерско-гинекологическим отделением Х. и Ругина, к которому она перед родами обратилась за консультацией. Первый звонок зафиксирован в 10:28.

— Александр Иванович, у меня сейчас поступила женщина, 24–25 недель, почти полное открытие, — говорит Х. — Повторные роды. До Калуги не доедет. Что мне делать с ней?

— Как вы полагаете, что  вам делать? — спрашивает в ответ Александр Ругин.

— Рожать? Кювез, да?

— Вам надо звонить в сан­авиацию, вызывать на себя и врача, и неонатолога, и прочие вещи, — говорит Ругин. — Либо вы делаете мертворождённым. Потому что, если вы дадите младенческую смертность, вас просто порвут. Сегодня у нас 28-е число, вы сделаете «подарок» области. Вы понимаете весь ужас положения?

Исходя из этого разговора, государственный обвинитель приходит к заключению: произнесённая Александром Ругиным фраза не что иное, как угроза в адрес коллеги и «чёткое указание на бездействие в оказании помощи ребёнку при его живорождении».

— Утверждение Ругина о том, что он вёл речь о реанимации ребёнка, является несостоятельным, — считает гособвинитель.

По его мнению, мотивом подсудимого к совершению данного преступления стало желание Ругина избежать повышения показателей младенческой смертности, которые в 2015 году были высокими.

— Заведующая отделением полностью согласилась с указаниями коллеги, — заявила на суде прокурор. — Поскольку совершить преступление самостоятельно она не могла, Х. передала врачу-педиатру В. указание вышестоящего руководства, и та дала согласие на участие в совершении преступления. Таким образом, смерть наступила по причине бездействия врачей.

Другим козырем стороны обвинения, подтверждающим, по мнению следствия и прокурора, вину Александра Ругина, является его второй телефонный разговор с доктором Х., состоявшийся в 11:57. Обвинитель особо акцентирует внимание даже не на всей беседе, а на одной фразе, сказанной Ругиным: «Только дышать ему (ребёнку. — Прим. ред.) не надо, мягко говоря».

— Согласно заключению лингвистической и фоноскопической экспертизы, высказывание Ругина носит побудительный характер: в случае рождения ребёнка выполнить определённые действия, которые будут способствовать тому, чтобы из живого ребёнка сделать мёртвого, — считает прокурор. Ругин даёт Х. конкретные указания: не надо ему, ребёнку, дышать, а оформлять его мертворождённым.

Истина в деталях

На первый взгляд, фраза действительно звучит чудовищно и толкуется однозначно — если не знать, что это только фрагмент цитаты.

— Больше всего меня убивает то, что во всех экспертизах берётся и выделяется часть моей фразы: «Только дышать ему не надо, мягко говоря», — говорит по этому поводу сам Александр ­Ругин. — Извините, но целиком высказывание звучит не так: «Если будете оформлять мертворождённым, то дышать ему не надо, мягко говоря». Это совет доктору Х. при оформлении истории родов не фиксировать, что  младенец делал дыхательные движения. Считаю, что это недопустимо — вычленять фразу и строить на этом обвинение.

Кстати, сторона защиты обратилась за лингвистической экспертизой телефонных разговоров врачей к другому эксперту — главному специалисту Института русского языка им. Виноградова Дмитрию Добровольскому. Он, прослушав аудиозаписи и ознакомившись с заключением своего коллеги, делает вывод, что тот при проведении исследования допустил грубые ошибки, неверно интерпретировал содержание диалогов и, как следствие, пришёл к некорректным выводам.

Впрочем, прокурор считает, что данная рецензия не может быть принята во внимание, поскольку содержит «чисто субъективную оценку действий специалиста относительно заключения другого эксперта».

— Почему-то всегда больше веры следственным органам: они честно собрали доказательства, — заметил по этому поводу один из адвокатов Ругина. — А вот если защита представляет какие-то иные доводы, то это мешает установлению истины.

«Потерянный» звонок

Но вернёмся к разговору Александра Ругина и доктора Х., когда были произнесены слова, на которых ставит акцент сторона обвинения. Подсудимые утверждают, что он состоялся, когда новорождённый был уже мёртв и Александр Ругин знал об этом.

Оказывается, между его первой беседой с доктором Х. и второй был ещё один звонок, который сделал в ЦРБ сам Ругин. Он хотел узнать, как прошли роды. Трубку взяла старшая медсестра, которая и сообщила ему о смерти ребёнка. К слову, факт этого разговора женщина подтвердила и на предварительном следствии, и на суде. Однако по каким-то причинам сведения об этом звонке в материалах дела отсутствуют.

— Куда он делся, если мы знаем, что все телефонные соединения, которые были отслежены, зафиксированы следственными органами и находятся в материалах дела? — недоумевали на судебном заседании защитники Александра Ругина. — Получается, что этого телефонного соединения нет? Кто же его похитил? Кто спрятал такую важную деталь?

Крайне сомнительным, по мнению Ругина и его адвокатов, выглядит и озвученный прокурором мотив преступления.

— И следствием, и теперь государственным обвинителем это преподносится так, что я якобы отвечал за статистические показатели, — говорит врач. — Нет! Я не отвечал за статистические показатели младенческой смертности ни в Калужской области, ни тем паче в Жуковской ЦРБ!

— Где доказательства, ­которые могли бы подтвердить доводы государственного обвинителя? — поинтересовался адвокат доктора. — ­Ругин за 20 дней до этих событий получил приказ о сокращении своей должности. Учитывая это, он уже не имел никаких дальнейших отношений с медицинским сообществом Калужской области. И вдруг оказывается, он был заинтересован в улучшении показателей детской смертности! Как это можно назвать, кроме предположений и домыслов?

О невиновности Александра Ругина говорили и сотрудники Калужского перинатального центра, которых привлекали к делу в качестве экспертов. Один из них, проработавший вместе с Ругиным не один год, сказал:

— Я не верю, что он мог посоветовать убить ребёнка.

Секунды-минуты

Без ответов остались многие вопросы. Например, ни во время предварительного, ни во время судебного следствия так и не удалось установить точное время смерти младенца. По мнению стороны защиты, новорождённый родился не позднее 11:40 и жил считанные секунды. Государственный обвинитель полагает, что  ребёнок мог жить и дольше. При этом он ссылается на мнение судмедэкспертов, проводивших вскрытие. На суде они заявили: не исключена вероятность, что  новорождённый мог жить даже 20–22 минуты.

— Отвечая на вопрос о продолжительности жизни ребёнка, эксперты отмечают: длительность внеутробной жизни младенца непродолжительная, исчисляемая секундами-минутами, — ­говорят защитники Ругина. — Да, здесь уважаемые эксперты извиваются, как змеи, делая из минут чуть ли не часы. Когда человек утверждает одно, а потом по непонятной причине пытается вывернуться, это говорит о том, что он просто-напросто не хочет признавать факты и пытается подыграть той стороне, которая его об этом попросила.

— Если, по мнению экспертов, ребёнок жил 20–25 минут, то где воздух в лёгких? — поинтересовалась позже врач-педиатр Татьяна В. — Как можно вдохнуть и не дышать?

«Удивительная» экспертиза

К качеству экспертизы у подсудимых вообще много вопросов. Врачи считают, она была проведена, что  называется, «на коленке». Например, судмедэксперты, изучив протокол с места происшествия, в котором описывается имеющееся там оборудование  — аппарат кардиотокографии и аппарат УЗИ, бестеневые лампы, манипуляционные столики, — резюмируют: всё необходимое, чтобы глубоко недоношенный младенец выжил, в районной больнице имелось. Хотя даже неспециалисту понятно, какое отношение к реанимации имеет тот же аппарат УЗИ.

Между тем существует документ, в котором прописан перечень медицинского оборудования для оказания первичной и реанимационной помощи новорождённым, необходимого в роддоме. Там, в частности, фигурируют аппарат ИВЛ со специальной опцией CPAP, кислородные маски, необходимые для  реанимации глубоко недоношенных детей, трубки для интубирования, специальный ларингоскоп, спецпрепараты для нормального функционирования лёгких новорождённого. Ничего этого в Жуковской ЦРБ не было, несмотря на наличие у лечебного учреждения лицензии на оказание помощи по профилю «Неонатология».

Александр Ругин также представил суду документ о результатах проверки, которую проводил в Жуковской ЦРБ после случившегося 28 декабря региональный Росздравнадзор. Она подтвердила: из-за несоответствия оснащения акушерского отделения необходимым требованиям оказать помощь глубоко недоношенному младенцу было невозможно.

Педиатр = неонатолог?

Несмотря на наличие у ЦРБ лицензии по профилю «Неонатология», в ней не  было не только оборудования для реанимации глубоко недоношенных детей, но и врача-неонатолога. Вместо него на полставки работала педиатр Татьяна В., которая также оказалась на скамье подсудимых. И следствие, и обвинение посчитали несостоятельными её доводы о том, что она, являясь педиатром, работала только с доношенными детьми и не могла реанимировать глубоко незрелого младенца, не имея необходимых знаний и умений.

— Допрошенные практики показали, что даже в условиях районной больницы такому ребёнку должна была оказываться помощь имеющимся оборудованием и навыками, — заявила прокурор на суде, добавив позже, что неонатология и педиатрия являются смежными специальностями.

Однако защитник доктора В. с такими выводами не согласилась:

— Один из свидетелей, представляющих при министерстве здравоохранения педиатрию, пояснила, что  педиатр в такой ситуации ничего не мог сделать. Мы же не требуем от врача-окулиста знаний и умений врача-хирурга? Почему же мы в нашем деле подменяем понятия специалистов?

Это мнение подтверждается и показаниями врачей Калужского перинатального центра. На суде они сообщили, что при рождении живого ребёнка на сроке до 25 недель врачи могут оказать ему помощь только при  наличии соответствующего медоборудования и навыков по проведению такого рода реанимации.

— Ребёнок ростом 30 см — это чуть-чуть больше ладони, — сказал один из защитников Ругина. — Что из себя представляет его шейка? А в неё надо попасть — в трахею толщиной всего 2 мм! Как такую операцию может выполнить человек, который никогда не делал этого раньше?!

Молчание врачей

— Всё, что могли, мы сделали, — сказала на суде Татьяна В. — Не знаю, как  можно говорить, что мы бездействовали, остались равнодушными к рождению этого ребёнка. И в экспертизе это отражено — надо только посмотреть её по-хорошему.

Действительно, эксперты в своём заключении пишут, что признаки медицинского ухода за ребёнком есть: на его теле отсутствуют смазка, кровь, нос и ротоглотка очищены от слизи. По словам медиков, после рождения младенца его завернули сначала в пищевую плёнку, как того требовала инструкция, а затем — в пелёнку, чтобы не было холодового шока. После этого новорождённого отнесли в соседнюю палату и положили в кювез, придав ему нужное положение, после чего отсосали слизь из носа и ротоглотки. Затем ребёнка следовало интубировать, но сделать этого врачи не могли из-за отсутствия оборудования. К тому же они не были уверены в том, что младенец жив. Ни дыхания, ни сердцебиения врач-педиатр не установила, о чём и сообщила медсестре.

— Ребёнок не кричал и был синюшного цвета, — сказала на суде акушерка, принимавшая роды. — При перерезании пуповины пульсация в ней не ощущалась.

Однако прокурор считает, что к показаниям медработников «следует отнестись критически», поскольку на предварительном следствии они давали иные сведения. Например, педиатр В. не сообщала, что прослушивала младенца фонендоскопом, а детская медсестра не говорила, что отсасывала слизь из его ротоглотки и носа.

— Почему многие свидетели не говорили об этом на предварительном следствии? Меня забрали с работы в наручниках. Пока везли в Калугу, психологически обрабатывали, — рассказала на судебном заседании Татьяна В. — В течение полутора часов ко мне не допускали адвоката, пока я с высоким давлением не упала в обморок. В изоляторе временного содержания я пробыла ровно трое суток. Мои допросы длились по 4–6 часов. После этого мне сказали, что  я подозреваюсь в убийстве ребёнка. Точно так же это было сделано и по отношению к детской медсестре. Её задержали первой 29 декабря. Она отсасывала слизь и прикасалась к ребёнку каким-то оборудованием, но скрывала это до последнего момента, чтобы не решили, что ребёнок умер в результате данных манипуляций. Говорить правду на суде люди стали, наверное, потому что не хотели идти на сделку со своей совестью.

Тюрьма или невиновны?

Гособвинитель настаивает на том, чтобы Александру Ругину назначили наказание в виде 5 лет лишения свободы с отбыванием в исправительной колонии строгого режима и последующим ограничением свободы сроком на 1 год. Врачей Жуковской ЦРБ прокурор просит приговорить к 4 годам колонии общего режима и 1 году ограничения свободы.

Подсудимые заявляют о своей невиновности, их адвокаты настаивают на оправдательном приговоре. Они  обращают внимание на то, что обвинение не предъявило ни одного доказательства, подтверждающего вину врачей.

— Все выводы сделаны на основе предположений, — отметили защитники. — В силу принципа презумпции невиновности обвинительный приговор не может быть основан на предположениях, а все неустранимые сомнения трактуются в пользу подсудимого.

Кстати, роженица претензий к докторам не имеет, и это, по мнению защитников подсудимых, тоже показательно:

— Её поведение говорит о том, что даже она не верит в то, что было совершено убийство.

Последнее слово

Судебное следствие по этому делу продолжалось 2 месяца. 10 декабря подсудимым дадут последнее слово.

— Всю свою сознательную жизнь Александр Ругин отдал служению людям, что позволило ему добиться уважения не только коллег, но и многочисленных пациентов, которые не верят в вину Александра Ивановича, — сказал в своей речи один из адвокатов Ругина. — Узнав, что я защищаю его интересы, они говорили мне: «Если начинают обвинять такого человека, значит, в любой момент каждого из нас можно обвинить в чём угодно». От этого становится страшно: когда из тех людей, которые помогают, лечат, поддерживают, мы пытаемся сделать наших врагов. Так мы дойдём до того, что  будем бояться друг друга. Врачи будут бояться своих пациентов, потому что от них можно ожидать чего угодно в любой момент. А мы будем вынуждены бояться врачей. Поэтому от данного процесса, от его решения зависит не только судьба подсудимых. Это  намного больше. От него зависит, что  скажут люди: «Да, наш суд может принять справедливое решение» — или: «В нашей стране добиться правды невозможно».

И последнее. То, о чём говорила на суде адвокат педиатра Татьяны В.: сделало ли руководство регионального минздрава и Жуковской ЦРБ хоть какие-то выводы из этой истории? Она убеждена, что нет:

— Самое страшное, что  всё это продолжается и будет продолжаться до нового ­случая.